Из почты "КР": "Запретить, изъять, сжечь..."

Всецело поддерживаю мнение Л.Голубь.

Всё передовое мировое сообщество отмечает 11 декабря столетний юбилей со дня рождения Александра Исаевича Солженицына. Он навсегда останется первым из тех, кто понял всю утопичность и лживость красивой идеи построения коммунизма. Кто развенчал кровожадность вождей и неизбежность множества жертв на этом пути. Рухнувший колосс на глиняных ногах (Советский строй) и развал страны образованной на основе утопии, наглядно показали это.

А.И. Солженицын написал в предисловии к Архипелагу ГУЛАГ:  "Мне не досталось читать документов. Но кому-нибудь когда-нибудь - достанется ли?.."     Со смешанным чувством:    удовлетворённости от побывавших в руках подлинников документов и горечи от их прочтения, сообщаю, что нам, гордящимся своим выдающимся соотечественником, нам, на чью долю выпало краешком, по-детски легковесно, но тоже соприкоснуться с тем лихолетьем, - досталось, повезло.

Все документы целиком подтверждают подробно описанное и проанализированное Великим писателем и историком. Среди частностей жизни Ивана Денисовича и персонажей ГУЛАГа читателям прорисовывалось порочное общее, присущее всему порядку вещей в стране. Чего стОит один Оперативный приказ НКВД от 30.07.1937 г. № 00447, которым в регионы страны спускались планы на аресты и их сроки! Причем аресты по двум категориям. В приказе подробно описано, что аресту по первой категории подлежат неблагонадёжные, их следует расстреливать. По второй категории - подлежат отправке в лагеря на длительные сроки заключения. (Это - бесплатная раб.сила ). Шла индустриализация страны. А.И. Солженицын на себе испытал всё, о чём писал. 

Величие этого человека неоспоримо, как бы ни пытались строители коммунизма (так и не сумевшие его построить) бездоказательно очернить его и умалить его заслуги перед нашим Отечеством и перед всем Миром. Все жалкие потуги опровергнуть, нивелировать то, что было на самом деле, людей либо причастных к злодеяниям, либо по скудости ума не желающих и не умеющих осознать всей трагедии огромной страны с многомиллионными жертвами, можно с полным правом назвать преступлением против народа.

У обеих моих дедов судьба такая-же. На фото Василий Павлович и Вера Дмитриевна до лагеря  и после. Мой дед, Василий Павлович Орловский, обладал большим добродушием и считался по селу «добрым батюшкой. После революции отец Василий с семьёй был изгнан из церковного дома, отданного под детское учреждение. Гонения продолжались. В 1928 г. дед, как служитель культа, был обложен таким налогом, что для его уплаты пошло с молотка домашнее имущество: старая кляча, корова, биб¬лиотека, перины, часы и т. п. 

Затем арест, непродолжительное пребывание в Самарском изоляторе, мучительный этап в теплушках до Архангель¬ска, далее в баржах до Мезени, а от этого городка еще около 200 ки¬лометров по реке до Лешуконского лагеря. Собранная там рать свя¬щеннослужителей работала на лесосплаве. Деду перевалило уже за 60 лет. 

Но его жена Вера Дмитриевна совершила ве¬ликий подвиг русских женщин. Она, продав домишко с дво¬ром и садом, козу и шесть пчелиных уль-ев, отбыла вслед за изгнанником, отцом Василием, на север в Лешуконск.  

Работа в лесу в  68 лет здоровья не прибавила, Василия Павловича «сактировали» как тяжело больного.  Далее надо было ехать домой, к сыну. Сплавились из Лешуконска до Мезени на лодках, пошли заморозки, ждали прихода последнего морского парохода 21 день. Начальник радио сказал Вере Дмитриевне: «Где-нибудь теперь и мой папа также бьется» и послал её подождать результата к жене. Он выхлопотал билет, нужно было на баркасе поехать в море на пароход. До баркаса шли ночью, выше щиколоток в тине. Отец в чёсанках, она в голых сапогах, падали в темноте. Влезли на пароход по канатной лесенке, но Вера Дмитриевна не находила своего благодетеля. Нас хотели выбросить назад в шлюпку. Василий Павлович, лежа на полу, плакал и задыхался, как рыба. 

Вдруг подошёл начальник радио и принес билет второго класса со всеми удобствами. Мы ехали счастливо почти трое суток по спокойному Белому морю, а когда сошли в Архангельске на пристань, то поднялась такая буря, что чуть не сорвало с якоря конторку. Пошел дождь. С трудом нашли ночёвку. Утром Вера Дмитриевна простояла я сутки на вокзале за билетом, а Василий Павлович лежал на багаже. Достали билеты до Уральска. Долго ехали из Архангельска с пересадкой в Москве, ей уже было 64, а ему 68 лет». 

Сын встретил их в Уральске, с узлом лагерного замызганного багажа, подыскал им частный домик с богобоязненной старушкой в городе. Вид у отца после всего пережитого, надо прямо сказать, был страш¬ный: вокруг лысины недовылезшие космы, какой-то оловянный застывший взгляд, деревянная тихая поступь, но всё же разум и логика мышления у него сохранились. 

Осенью 1935 г. Василий Павлович скончался.  

Опубликовано и в газете.