"Доброту и красоту мира чаще всего дарили мне именно женщины"

Когда и почему приходят к нам воспоминания? Только ли на закате дней, когда общественные и всякие другие дела как будто замирают, оставляя нам зачастую лишь заботы о детях и внуках? Или всё же в самые разные минуты жизни память возвращает нас к тем дорогим сердцу людям, что встречались в нашей судьбе, облегчая тяготы и невзгоды теплом и участием?

И почему, спрашиваю я себя, доброту и красоту мира чаще всего дарили мне именно женщины - мамы и бабушки моих одноклассниц и однокурсниц, соседки по дому, учительницы?! Именно они спасали от отчаянья и безнадёги, одиночества и безверия. А порой и просто от голода.

И не эти ли воспоминания приходят к нам в минуты грусти и усталости, поддерживая в душе веру в милосердие и любовь даже тогда, когда нас окружают родные люди и грех жаловаться на одиночество?!

Мы - это то, что мы помним

Когда наша семья стала жить в Красноярске после бесконечных переездов по городам и весям из-за работы отца и мамы в геофизических партиях, мы поначалу обитали на съёмной квартире на улице Желябова в Покровке, где в 14-й школе я окончила 1-й класс. А начала учёбу на Барите (так называли посёлок Урск Гурьевского района Кемеровской области).

Геологоуправление сняло для нас позднее две комнаты в деревянном домике на Каче, откуда я пошла во второй класс начальной школы N 1, что на углу Ленина и Перенсона. Там и сейчас стоит это одноэтажное кирпичное здание, которое однажды было отдано художественной школе имени В. И. Сурикова. Нам во время учёбы рассказывали, что здесь учился великий сибирский художник, показывали его парту и лучшим ученикам доверяли сидеть за ней.

Ходили в начальную школу N 1 дети с левого и правого берегов Качи, с улицы Коммунистической, что шла параллельно Качинской, и с улицы Марковского, куда геологоуправление вскоре поселило нашу семью в квартиру трёхэтажного кирпичного дома, построенного специально для своих работников.

Помню, как в один из сентябрьских дней я шла с Качинской улицы в школу и, переходя Коммунистическую, которая после дождя превратилась в непролазную грязь, залезла в эту грязь по щиколотку в своих новых туфельках и чулочках. А потом с рёвом, вся грязная и несчастная, вернулась домой.

Незваный гость? Это прекрасно!

Майя Хабибуллина

На этой улице жила Майя Хабибуллина. С ней мы учились со второго класса в начальной школе N 1, а с пятого - в средней школе N 33. У её семьи был деревянный одноэтажный домик с деревянным забором и воротами. В ту пору такое жильё было у многих.

Лица её мамы и бабушки не запечатлены у меня ни на одной фотографии. Ведь тогда почти ни у кого не было фотоаппаратов. Зато память моя сохранила атмосферу их уютного гостеприимного дома - тёплую и очень душевную. И вкус их горячего сладкого чая, приправленного горячим молоком. И их национальное татарское блюдо под названием "Чак-Чак", которое в их семье подавали по праздникам.

Бабушка и мама Майи рассказывали мне, как готовится этот десерт. Сначала делается сдобное тесто, которое режется на тонкие полоски. Их обжаривают в большом количестве растительного масла, складывают на блюдо и тут же поливают горячим мёдом. Наслаждение от этого уникального десерта трудно описать.

Один раз, уже в старших классах, мне довелось переночевать в этом доме, ощутив и его запахи, и его дыхание, и какие-то его звуки, идущие то ли от деревянных ставень и половиц, то ли от особого уклада, что формируется и всей семьёй, и каждым человеком в отдельности.

В этом доме было много улыбок и смеха. Майя, приходя ко мне неожиданно в гости, шутливо говорила:

- Незваный гость хуже татарина. А я ещё и татарка!

Она как будто источала доброту и юмор, впитанные с молоком матери, а, может быть, с корнями этого народа - весёлого и добродушного.

В десятом классе мы возвращались на специальном автобусе с классным руководителем после экскурсии по Дивногорску и где-то ненадолго остановились. И тут случилось событие, которое отразилось потом на всей жизни этой чудесной девочки.

Несколько человек перебегали через дорогу в неположенном месте, и встречный автомобиль сбил одного из этой группы. Дверку машины резко открыл водитель с совершенно белым лицом и сказал:

- Ребята, я, кажется, сбил вашу девчонку.

Этой девчонкой была Майя. Она вышла из больницы, и всё вроде бы обошлось. Но оказалось, что этот удар лишил её возможности иметь детей. Отчего она очень страдала и рано ушла из жизни.

От меня голодным не уйдёт никто

Они были на редкость разными. Он - мягкий, спокойный, тихий, она - энергичная, шумная, яркая. Своих двух дочерей, Лену и Римму, они баловали и пестовали, как могли. Бывая на курортах, Анна Ефимовна всегда привозила им модные шапочки, которых в то время ни у кого не было, а также другие замечательные вещи.

Ну, а как она готовила - отдельная песня! Помню её шедевральную редьку, натёртую и смешанную с морковью и сметаной, от которой невозможно было оторваться. Как-то я пришла к ним в дом и на плитке обнаружила кастрюлю, мимо которой не в состоянии была пройти, не открыв крышку. Боже! Там в курином бульоне плавали шарики, состоящие, как сказала Лена, из манной крупы. Это было национальное еврейское блюдо, воспоминание о котором преследует меня до сих пор.

Самое поразительное, что общаясь с Анной Ефимовной, филологом по образованию, которая работала в разных сферах и занимала ответственные должности, я не знала о том, что она пережила во время войны. Никогда она об этом никому не рассказывала, даже своим дочерям.

И только недавно Лена в разговоре с двоюродной сестрой Тамарой вдруг узнала полную драматизма историю военных лет своей бесконечно любимой матери.

- Всё было как в кино. Она окончила школу в Новозыбкове под Гомелем. Прощальный вечер, и - война. От приближающегося фронта она бежала с мамой, бабушкой, дедушкой, младшим братом и племянницей, что приехала к ним летом отдыхать. Дедушка посадил всех на подводу, и они поехали к старшему сыну-железнодорожнику в Сталинград, где мама Лены поступила в пединститут на филологический факультет.

О тяжёлых моментах жизни мама никогда не рассказывала: не любила, говорит Лена. Вспоминала только о том, что когда всей семьёй добирались до Сталинграда, очень голодали. И когда просились переночевать в бедную семью:

- Можно у вас переночевать?

Там всегда отвечали:

- Мы вам в углу постелем, там и ложитесь.

А ещё и кормили по-братски тем, что у них было. А если на зажиточную семью попадали, ответ был иной:

- Что вы... В одной комнате сын спит, в другой - второй сын, в третьей - дочка. Некуда!

И мама говорила:

- Никто, пока я жива, из моего дома голодным не уйдёт!

Из Сталинграда, когда ситуация стала угрожающей, старший брат перед тем, как идти на фронт, отправил родню на каком-то снегоуборочном поезде в Красноярск, где она навсегда и осталась.

Сначала все тоже долго голодали. Но Анна Ефимовна не говорила детям про тяжёлые моменты. Больше о том, как подружилась в пединституте с Ларисой Ганкевич, как пальто мамы Ларисы они носили по очереди. И как вместе мечтали:

- Вот бы хлеб и постное масло каждый день есть! Как было бы здорово!

Любовь превыше всего!

Семья Аксёновых

К нам в седьмой класс 33-й школы пришла Таня Аксёнова. Говорили, что её семья приехала из Дивногорска, а до этого - из какого-то далёкого далека. Отец Тани, Михаил Трофимович Аксёнов, был русским, служил в милиции и в органах НКВД.

А маму, Гликерию Ильиничну, урождённую Маковееву, все звали Еленой Ильиничной. И мне казалось, что в ней течёт кровь северных народов Красноярского края. Но, как гласила семейная легенда, она была из потомков князей Гантимуровых, ведущих своё начало с XVII века из земель Даурии, которая сейчас названа Бурятией.

В семье Аксёновых было пятеро детей: три сестры и два брата. Когда я их узнала, с родителями жили две младшие сестры - Таня и Наташа. Старшая Лидия была замужем, а судьба братьев не очень разглашалась.

Однажды мне сказали, что Валера сидит в тюрьме за то, что кого-то защитил, вступив в драку. Я написала ему письмо - о родителях, о реке Каче, что видна из окон их домика, о Красноярске. Мы стали переписываться, и когда Валера освободился, увиделись и подружились. Он был мастером на все руки, а ещё писал неплохие стихи. Жил в Дивногорске, там женился на замечательной женщине Гале, вместе с ней и первенцем-сыном часто наведывался к родителям.

О судьбе второго брата мне не было известно, и лишь недавно я узнала, что она была трагична: его кто-то столкнул с поезда, когда он ехал из командировки. Он долго болел, но так и не смог оправиться.

Их домик в Кронштадте - так назывался район Качи, где эта речка впадает в Енисей - состоял из небольшой кухоньки с русской печкой и двух комнат. Одна из них была такой маленькой, что туда входили лишь две кровати, стоявшие по обе стены, где спали сёстры. А во второй, проходной, собиралась вся семья за круглым столом - трапезничая, читая газеты и книги или за игрой в карты.

Моё общение с Таней, начавшись в седьмом классе, продолжалось вплоть до выпускных экзаменов и позже. Но как-то незаметно оно переросло в большую дружбу с её матерью. Она была мне интересна всем: характером - спокойным и доброжелательным, мощной натурой, которая переносила все невзгоды, что обрушивались на её семью в разные лихие времена, без единой жалобы.

И, конечно, меня увлекали её великолепные истории, что она преподносила в мельчайших подробностях и деталях: память её не знала пробелов. Я как будто видела всю картину событий, как будто стояла неподалёку: так просто, ярко и с такой фантазией Елена Ильинична рассказывала о многом, что было в её жизни, но никогда - о тяжёлых моментах.

Однажды она поведала мне потрясающую историю девушки, о которой знала не понаслышке. И она врезалась в мою память на всю жизнь.

Один офицер, служивший в НКВД, долго задерживался на работе. В один из вечеров он подошёл к окну и увидел стоящую напротив женскую фигуру, на что поначалу не обратил внимания. Через какое-то время снова глянул в окно и с удивлением обнаружил ту же фигуру на том же месте. Он вышел из здания и подошёл к ней. Это была юная девушка, которая на вопрос, почему она здесь стоит, ответила:

- Хотела вас увидеть!

- Зачем? Вы знаете, что я женат и люблю свою жену?

- Знаю. А жена любит вас?

Он промолчал. Тогда девушка сказала:

- А я вас люблю!

История закончилась тем, что девушка вышла за него замуж.

Как-то Елена Ильинична рассказала про свои давние наряды и украшения. О том, что к каждому платью у неё были такого же цвета туфли. Это было для меня фантастикой. Мы говорили с ней о самых разных вещах, об отношениях между любящими людьми, о стране, о жизни и смерти. О чём я не могла говорить с Таней - ей было многое неинтересно.

Лидия, старшая дочь Елены Ильиничны, сказала мне недавно, что мама не раз признавалась:

- Вот придёт Наташа, мы с ней обо всём на свете поговорим. Как хорошо!

А о чём поговорим, никогда никому не говорила.

- Родители познакомились в Иркутске, где мама училась в пединституте на преподавателя русского языка и литературы, а отец работал в милиции и тоже учился по своему профилю,- вспоминает Лидия.- Маму он приметил сразу. Она красивая была. И умная. Отец был видный, статный, высокий. Погоны, петлицы. Красота! Служил в НКВД до войны и после. В Улан-Удэ служил начальником милиции, откуда и ушёл на фронт, где был начальником связи. Он и в Финскую воевал, и ранение тяжёлое пережил в плечо. В Гусиноозёрск после войны выезжал банды ликвидировать. Это в Бурятии, где шахты. И куда бы отца ни направляли, мама сразу вязала узлы, и мы ехали туда всем табором.

Они поженились в 1933 году. У отца ещё двое детей было от первого брака, и первая жена перед войной привезла их и бросила отцу:

- Корми теперь их и воспитывай!

Мама вместе с нами их и вырастила. У меня книга есть "Дети войны", где мы сфотографировались все пятеро: нас трое и их двое. Мама тогда директором школы работала в Мухоршибирском районе Бурятии. Уже после войны родились Таня и Наташа. Так что мама семерых воспитала.

А в Красноярск мы приехали потому, что у мамы обнаружилось нервное заболевание. Она же в войну очень много работала. Пятеро детей, а у неё помимо основной работы другая: тогда ночами все грузили лес для фронта. Мы её почти не видели дома: она прибежит, переоденется, поест что-то и снова на работу. Спала урывками. И вот в дагестанском курорте Ахты тамошний профессор ей сказал:

- Я вас не вылечу, а мой друг в Красноярске вылечит.

И мы поехали в Красноярск. Отец купил в Кронштадте маленький домишко. Красноярский профессор собрал консилиум, и маму вылечили.

Она была хлопотунья, стряпуха, умелица. Огородик всегда держала, куда бы мы ни приехали, где грядки садила - семью кормить. Меня научила шить, вышивать на машинке. Я костюмы себе шила, пальто осеннее. У мамы было большое приданое. Целый сундук! И все свои вещи - платья, украшения - она поменяла в войну на еду. Иначе мы бы просто не выжили.

Родители тянулись на нас. Сами одевались просто и скудно. Мама не стремилась лучше выглядеть, да и не из чего было. Относилась ко всему спокойно. Ни на что никогда не жаловалась. Отец тоже. Очень он любил её. Когда мама умерла, он встал около гроба и плакал:

- Ушла ты от меня, красавица!

Любовь свою друг к другу пронесли они через всю жизнь.

Учитель, перед именем твоим...

Луиза Михайловна Волкова с мужем

, классная руководительница, или наша школьная мама, пестовала нас в 33-й школе в течение семи лет. Она вела английский язык, и я бы не сказала, что у неё было англосаксонское произношение или что она требовала от нас каких-то несусветных знаний.

Но именно после её уроков во мне проснулась одна, но пламенная страсть - познавать и дальше этот чуждый нам язык. Я скупала повсюду словари и учебники, чтобы эти познания удовлетворить. Интересно, что при своих малых познаниях в этом языке я изъяснялась на нём в разных странах, и меня кое-как, но понимали.

Луиза Михайловна напоминала порой наседку, которая никому не даст в обиду своих птенцов. Так было на тех же экзаменах, когда она волновалась за нас больше, чем мы сами. Загораживала нас при попытках вытащить шпаргалку.

А какие у нас были выезды на природу, когда на берегу речки вдруг расстилалась скатерть-самобранка с газировкой и бутербродами, когда пелись песни, велись разговоры. Сколько было смеха, шуток! И с ней всегда ездил муж, друг и помощник во всём. Что для нас было примером и уроком.

Когда случилось несчастье с Майей Хабибуллиной, попавшей под машину, наш одноклассник Вовка Дунаев снял всё на плёнку. Луиза Михайловна взяла у него фотоаппарат и засветила её. Чтобы картина страшного события, конец которого неизвестен, и тяжёлые минуты жизни девочки не смаковались, как это делают сейчас охотники за несчастьями.

* * *

Мои родители много читали. Отец-геофизик страстно любил поэзию, прекрасно знал не только книги по многим наукам, которые необходимы в его профессии, но и произведения многих прозаиков, поэтов, драматургов. В дружеских компаниях и домашних застольях он увлечённо декламировал стихи Есенина, Некрасова, Никитина...

Мама с детства обожала театр, покупала всё, что попадалось, об актёрах, режиссёрах, художниках, и не только театральных. А ещё книги из разных областей науки, творчества, поэзии, литературы.

А тут в школе появилась учительница, которая вела русский язык и литературу в старших классах и произвела на меня неизгладимое впечатление. Её уроки, особенно литературу, я ждала с радостным нетерпением, чтобы насладиться её интерпретацией известных мне произведений и узнать новые.

Меня восхищало в ней всё: и то, как она вдохновенно читает прозу и стихи, и как она одевается - строго и с большим вкусом. И как она смотрит - в её взгляде всегда были внимание и доброта. Один раз, когда она подняла руку, я вдруг увидела рукав, разорвавшийся в пройме. Это было потрясение! Ведь она была для меня небожителем!

Однажды я решила написать о ней свои воспоминания для "Красноярского рабочего" и никак не могла вспомнить её имя, которое когда-то казалось мне необычным. Позвонила всем, кто учился в одно время со мной. Но на всех как будто напало беспамятство. И вдруг Люда Мамонтова, писаная красавица, известная в городе спортсменка и гордость школы N 33, назвала имя - Галина Александровна Сорокина. Все с ним тут же согласились.

А много позже, в разговоре с Валентиной Михайловной, вдовой художника Андрея Поздеева, выяснилось, что обе эти преподавательницы литературы и русского были её подругами, учились с ней в одном классе и в институте. Она произнесла их имена, и я взорвалась от восторга: моим кумиром была Алиса Фёдоровна Догадаева! Но это не отменяет уважительного отношения к Галине Александровне, которая прекрасно вела у нас уроки литературы.

* * *

Все женщины, что встречались на моём пути, где-то служили, были чьими-то жёнами, сёстрами, дочерьми, мамами, бабушками. Но почему-то в сердце моём они слились в единую женскую суть, не имеющую национальности, возраста, профессии, олицетворяя собой вечную природу матери, которая всех жалеет, прощает, покрывает и спасает...

Наталья САВВАТЕЕВА.

Москва.