Памяти друга. Часть первая. Первая тропа. В 90-е годы, когда интернета ещё не было, а тайга была более нетронутой, знания о том, как выжить в лесу, ограничивались воспоминаниями о пионерских походах времён СССР, редкими заметками в журнале «Сделай сам», передачей «В мире животных» и рассказами родителей, бабушек и дедушек, если они были родом из деревни. Тогда ещё не вышел фильм «Выживший», в котором главный герой, Хью Гласс, с проникновенной игрой Леонардо Ди Каприо, даёт уроки сурвивализма- искусства выживания. Конечно, это не позапрошлый век и не Америка. События о которых пойдет повествование было в упомянутых 90-х в предгорьях Восточного Саяна. Ко всему сказанному о науке выживания прибавьте ещё опыт жизни на даче с бабушкой в Калужской области.  С таким багажом знаний о жизни в лесу молодой человек уверенно шёл с гружённым рюкзаком, подминая под себя сапогами траву на еле заметной тропе, которая проходила по заброшенной лесосеке. Вокруг торчали ещё не успевшие сгнить огромные пни от некогда красовавшихся здесь исполинов тайги, кедров и пихт. Между ними уже начинала появляться молодая поросль берёзы и осины, которая боролась за своё место под солнцем с кустами смородины и малины. Но пока ещё большую часть занимало разнотравье, иногда доходящего до человеческого роста и источающего в воздух дурманящий аромат. Переливаясь розово-лиловыми оттенками верхушками соцветий, иван-чай вперемешку с крапивой порой стоял непроходимой стеной вдоль тропинки. На небольших прогалинах уже зацветал бодяк, соседствуя с папоротником и хвощом. Кое-где по дороге вспыхивали алые букеты пионов, а из пырея проглядывали цветы земляники. С небольших лужаек были видны близлежащие сопки. Стоял жаркий июньский день. За спиной остались 11 километров грунтовой дороги, по которой почти никто не ездил. Впереди же почти столько же нетронутого леса. Заброшенная лесосека оказалась между этими двумя совершенно разными ландшафтами. От физической нагрузки и жары пот струился градом. Приходилось идти в ветровке и накомарнике, несмотря на палящий зной, иначе насекомые, гнус и мошкара, не дадут пройти и нескольких метров. Молодой человек впервые шёл в тайгу.  Он шёл не один. Впереди него буквально на расстоянии вытянутой руки маячил рюкзак его товарища, зная дорогу, он шёл первым. Ровная местность стала сменяться подъёмом, который с каждым поворотом становился всё круче. Участилось дыхание, мышцы ног сильнее напрягались. Но они не сбавляли темпа. «Всё, парк кончился», — сказал идущий впереди. Напарник сначала не понял выражения, но буквально через несколько секунд стало ясно, что весь предыдущий путь по палящему пеклу, с кровососущими насекомыми, по грунтовой дороге и заброшенной лесосеке с тяжелогружёнными рюкзаками — это были цветочки. Ориентируясь по засечкам на деревьях, завязанным красным ленточкам на кустарнике и кое-где примятой траве, люди ступили на самый сложный участок пути — девственный лес. Сначала густой кустарник черёмухи замедлил их ход, пробираться пришлось как сквозь джунгли, порой буквально срубать кусты. Но постепенно кустарник стал встречаться реже, а берёзы и осины, которые встретились нашим путникам после непроходимого кустарника, сменились огромными кедрами и пихтами, изредка встречались ёлки и сосны. Идти стало легче, несмотря на то что практически каждые 50 метров приходилось перелезать через валежник, а в некоторых местах — пролезать под огромными поваленными ветром исполинами. Где-то, наступив на мох, путники ощущали, как просачивается вода, и маленький лягушонок, испугавшись, выпрыгивал из-под ног. Но в лесу было сухо. Раскидистые ветки пихт и ёлок ниспадали до самой земли. Порой казалось, что за их рюкзаки хватается сам леший, замедляя их продвижение. Так они порой думали, когда их тяжёлые рюкзаки снова и снова цеплялись за ветки. Запах разнотравья от лесосеки сменился привычным ароматом тайги. Несмотря на долгий путь, стало даже легче дышать от фитонцидов, источаемых кедрами и пихтами. «Надо отдохнуть», — указав на поваленное дерево и замедляя шаг, сказал впереди идущий. Помогая друг другу снять рюкзаки, они сели на ствол огромного, обломанного от урагана кедра. Ствол этого исполина тайги был неправильной формы, он раздваивался, как древко у лиры, половина дерева осталась жива и росла рядом, а половина рухнула под натиском ветра. Посидев минут пять, наслаждаясь приятной истомой в теле после снятия тяжёлых рюкзаков, они опять двинулись в путь. «Осталось совсем немного», — сказал Ахнаф. Так звали первого в этой связке, он стал и первым жителем необычного города, который только начинал строиться среди глухой тайги, куда и шли наши герои. Ахнафу было чуть больше сорока, офицер КГБ в отставке, он был уже на пенсии. Отрастив бороду, он стал похож на лесного эльфа. Овальное лицо и карие миндалевидные глаза выдавали в нём татарина. Среднего роста, худощавого телосложения, жилистый и мускулистый, он нёс свой тридцатикилограммовый рюкзак, как будто какой-то тяжелоатлет несёт всего лишь пудовую гирю. Он был немногословен, нечасто улыбался, но любитель пошутить. Причём ироничные шутки он говорил с серьёзным выражением лица, так же как и улыбался порой с серьёзными глазами, и иногда не понимаешь, то ли он шутит, то ли говорит всерьёз. Начался небольшой спуск. Там, уже в нескольких километрах, в конце еле заметной тропы, в фанерном, совсем крохотном, три на два метра, летнем домике его ждали жена Лена с сыном Антоном. К зиме он должен построить большой, добротный дом для своей семьи. Пока он не знает, как, без опыта, один. Но он был твёрдо уверен, что сделает это. Упорства и целеустремлённости ему не занимать. Он шагнул из благоустроенной трёхкомнатной квартиры в Тёплом Стане в Москве в эту непроходимую тайгу, чтобы круто изменить свою судьбу и построить новую жизнь. Часть вторая Первый дом Их было трое. Трое совсем незнакомых людей, ставших здесь крепкими друзьями. Они пришли на помощь Ахнафу строить дом, хотя их никто не звал. Просто так почувствовали, как говорят, сердце подсказало. Они отложили на пару месяцев все свои личные дела, забыли на пару месяцев свои личные заботы, какие-то амбиции, какие-то желания. И, живя в палаточных условиях в глухой тайге, в жару и в дождь, при мошкаре и гнусе, с утра до вечера, без выходных посвятили своё время, свой труд помощи другу в его нелёгком деле — строительство дома. К зиме семья должна перебраться из этого временного жилища, фанерного домика, сооружённого за один день, не приспособленного к морозам, в благоустроенный добротный дом. Ахнаф был несказанно рад помощи. В душе он верил, что как-то сложится, что вселенная откликнется на его порыв.  Татарское имя Ахнаф означает «тот, чьи слова самые верные, истинные». Он был прямолинеен, говорил прямо в лицо всё, что думает о человеке, не боялся обидеть и сам никогда не обижался на критику. Иногда было ощущение, что он просматривает тебя насквозь своим острым взглядом. Работа в органах госбезопасности, наверное, отпечаталась на характере. Он был тонкий психолог, разбирающийся в людях. Порой при разговоре с ним было мимолётное ощущение разговора с особистом* в кабинете. «И раз... и раз... и раз...» — громко командовал Ахнаф, таща волоком на верёвках шестиметровое, только что очищенное от коры бревно. Гладкая белая поверхность бревна блестела на солнце. Ароматная смола пихты, больше похожая на сок, позволяла бревну легко скользить по покатам. Двое людей ловко справлялись с таким передвижением тяжеленного груза, больше полтонны. Ахнаф тянул бревно вместе с Юрой. Этот высокий молдаванин с широкими плечами, объёмными мускулами являл прямую противоположность Ахнафу. Как великан и лилипут. Но это было только внешне. Им было одинаково чуть за сорок. Внутренне их миры были близки. Такой же немногословный, сдержанный. Прежде чем что-то сказать или ответить, он выжидал паузу, пауза появлялась и сразу после одного или второго слова во фразе, из-за чего его речь казалась весомой и значительной. Таская доски с пилорамы, которая начала работать за воображаемой топографической чертой строящегося города благодаря усилиям Виктора из Риги (о нём будет отдельный рассказ, об этом кремне первопроходце), Юра брал пачку на своё богатырское плечо чуть ли не в два раза больше, нежели брали другие двое. И не подумаешь, что это бывший научный работник одного из НИИ из города Кишинёва. Друзья валили деревья, тут же очищали от ******, окаривали лопатами (очищали от коры), пилили в размер, тянули на верёвках к срубу. В первый год на всех стройплощадках города Солнца всё делалось вручную, не было даже поначалу лошадей, чтобы трелевать* брёвна.  Была возведена почти половина стен дома. Пихтовые беленькие брёвна в срубе уже подсохли и лоснились, как бархат на солнышке. Лес в этом месте уже был прорежен, превратившись в небольшую опушку, и солнце всё смелее пробивалось сквозь лапник пихт, ветки берёз и осин. Валили лес вручную двуручками и топорами. Как какой-то десант высаживался за сотни километров от городов в глухой тайге. С минимальным набором реквизита, без опыта не то что выживания, а просто жизни в лесу. Люди буквально вгрызались в этот клочок нехоженой тайги. Рубили срубы тоже вручную. Именно рубить, говорят плотники, а не строить, это сродни как моряк в море ходит, а не плавает, или художник пишет картины, а не рисует. Плотниками все были впервые. Кроме Юры, Ахнафу помогал ещё Женя с Димой. Они сидели на срубе, обхватив брёвна ногами, и, энергично орудуя топорами, вырубали пазы и чаши очерченными «дедовской чертой» или «царапалкой» — металлической пластиной, похожей на две соединённых прищепки. Это не то, что впоследствии, а тем более сейчас, черта напоминает сложный прибор с разного рода капельными уровнями. А тогда это была простая железяка. Они были почти ровесниками, обоим по 25 лет. В воздухе стоял задор и бодрость, которые ощущались от разлетающихся во все стороны щепок, летящих от топора. В процессе работы они непринуждённо общались.  «Как-то с одним поспорили, кто больше песен знает», — рассказывал Дима, делая большие паузы между предложениями. Истинный житель северной столицы, манеры и интеллигентность которого были под стать самому князю Андрею Болконскому из романа Толстого «Война и мир», и в то же время простой и открытый, с богатым образным мышлением, как и подобает всем творческим натурам. С ним было очень легко и комфортно находиться рядом. Он мог поддержать разговор на любую тему, начиная от высоких материй и кончая самых обыденных вещей, таких, например, как заточка топора. «Так вот», продолжал он, «собралась нас приличная компания у Литейного моста. Тепло. Лето. Белые ночи. Девчонки, ребята и мы вдвоём с гитарами. В 1:40 ночи начал разводиться мост. Ну и мы устроили концерт. Условия были такие, что мы поочерёдно должны петь песни, которые не должны повторяться, и у кого закончится репертуар до того момента, как опустится мост, тот проиграл. В общем, до 4:45 утра так никто и не сдался».  Он и здесь не расставался со своей гитарой, доставая частенько её из чехла по вечерам. И, сидя у костра в тёплой компании друзей, приходивших также с соседних участков строящихся домов, он вспоминал свой репертуар, некогда звучавший у разводного моста в Питере, но, конечно, уже не до утра.  Наступила осень. Ночные температуры начали опускаться ниже нуля. Иногда днём шёл дождь. Надёжное средство защиты от отравляющих веществ, биологических средств и радиоактивной пыли ОЗК, этот общевойсковой костюм, нашёл здесь новое применение — защита от дождя. Сидя на скользком срубе в этих зелёных резиновых костюмах, они продолжали неистово вырубать пазы и чаши в брёвнах даже в ливень. Надо было успеть заселить в новый дом семью Ахнафа до серьёзных морозов. А они в этих краях могут наступить в конце октября. В эту ночь был сильный заморозок. В лесу раздавался громкий треск, как будто кто-то колет дрова. Всем стала понятна фраза про трескучие морозы. От резкого перепада температур замёрзшим соком, не успевшим ещё прекратить своё движение по стволам, разрывало кору. Этот треск хлёстким эхом разносился по тайге. На следующий день были закончены все работы по строительству дома и завершена кладка печи Ахнафом. Семья наконец-то вселилась в добротный рубленый дом. Брёвна ещё не просохли. Стены были влажные. Несмотря на множество недоделок, дом выполнял основные свои функции: надёжно защищал людей от трескучих морозов, в отличие от фанерного домика, превратившегося в сарай, куда складывали вещи. Уже можно не так торопиться, спокойно вечером посидеть у тёплой печки, слушая, как потрескивают дрова, и помечтать, как будет дальше преобразовываться непроходимая тайга в цветущий город-сад.  Он это сделал! Построил первый в городской черте дом в Городе Солнца. Тропа уже давно заросла. Построили дорогу совсем в другом месте. Сейчас уже не ходят пешком, люди ездят на машинах, приезжают на автобусах туристы. Возведены парки, скверы и аллеи. Стоят большие и благоустроенные дома. Небольшая избушка Ахнафа затерялась среди сказочного ландшафта и красивых построек. Ахнафа уже нет в живых. В его доме сегодня живут другие люди. Но память о нём хранит тайга, помня первую тропу, по которой он шёл первым. Помнит огромные усилия в движении к своей мечте, помнит первые венцы, ложившиеся в сруб первого дома в городе Солнца — городе Надежды. *Трелевать- доставлять, подтаскивать (брёвна, хлысты деревьев) с места заготовки к дороге или к стройплощадке. *Особист- сотрудник особого отдела КГБ в воинской части, на предприятии и т. п., занимающийся вопросами охраны государственной тайны.