Из редакционной почты: "Нам уже не вернуться туда, где поймут и простят..."

Моя малая родина сейчас покоится на дне водохранилища Богучанской ГЭС. Даже во время путешествия Иоганна Георга Гмелина в 1738 году жизнь на Ангаре уже кипела, бойко шла торговля, не говоря уже о последнем столетии. А сейчас, проехав от Кодинска до Усть-Илимска, увидев только лес и воду, человек может сказать, что жизни здесь никогда и не было.

Многие из тех, кто родился на этих берегах или прожил какую-то часть своей жизни, стремятся сохранить и передать эту историю в своих воспоминаниях, стихах, песнях, фотографиях, фильмах.

Я из семьи коренных ангарцев, родилась в деревне Када (КадА -- так записано в моём паспорте, так говорили земляки, так писали на своих "треугольниках" фронтовики). Коренные, считают учёные, это те, кто пришёл в Сибирь до XVIII века. Если быть точнее, мы из поморов, так говорил нам прадед по линии отца Николай Сергеевич Рукосуев. И это передавалось из уст в уста от поколения к поколению, поскольку грамотным стал только мой дедушка Александр Николаевич.

Приятно удивлена и теперь уже горжусь поколением молодых земляков. Их стала серьёзно интересовать семейная история, неотделимая от земли нашей. Им более доступны современные информационные технологии, значит, больше возможностей.

Среди них -- Василий Петрович Евстифеев. Он родился в селе Проспихино, с детства исследовал все окрестности от Кашиной шиверы до Чадобца, прошёл не одну сотню километров. Сейчас он живёт и работает в Кодинске, ему не чужды традиционные занятия ангарцев, рыбалка и охота.

Его родители родились на Ангаре. Мама Альфия (Альбина) Валентиновна Багаутдинова появилась на свет на плотбище Яшкино на речке Када. Отец Пётр Васильевич Евстифеев родился в Кадинской Заимке. Их история -- это история многих семей оказавшихся в 1930 году на Ангаре в трудпосёлках Кадинская Заимка, Уяр, Косой Бык и Имба. Это история раскулачивания, тесно связанная с лесозаготовками на Ангаре, с организацией "Комсеверпуть" (с 1934 года -- "Севполярлес"), с плотами, которые они самосплавом гоняли до Игарки.

После выхода постановления Совета министров СССР N 1413-375сс от 07.05.1947 года "Об отмене особого режима и снятии ограничений с бывших кулаков, расселённых в спецпосёлках Карело-Финской АССР, Красноярского края, Молотовской, Вологодской, Новосибирской областей", а по-простому -- после снятия в 1947 году с кулаков, трудпереселенцев (спецпереселенцев) подписки (25 лет каторжных работ за побег) и постепенной выдачи паспортов, большинство семей спецпереселенцев уехали с Ангары (так и не ставшей им доброй матерью), но иные, в том числе семьи родителей Василия Петровича, остались.

Василий Петрович в процессе изучения истории семей родителей и общения с пользователями форума ВГД (Всероссийское генеалогическое древо), имеющими богатый опыт поиска информации в архивах Москвы и Красноярска, интересующихся Ангаро-Енисейским регионом и конкретно Кашино-Шиверским монастырём и генеалогией ангарцев Поповых, Страшниковых и иных, связанных с монастырём, рассказал мне о путешественнике Гмелине.

О нём краеведы говорили: "Неизвестно, оставил ли он записи об Ангаре, хотя всё подробно записывал". И добавляли: "Вот перевести бы!" Задача не из лёгких, малорешаемая.

Лишившись своей малой родины, мои земляки сохранили потребность в общении, поддержке, заботе. Память о том, что мы никогда больше не увидим, не услышим и не почувствуем, сближает и объединяет нас. И мне было к кому обратиться за помощью с переводом текста.

Удивительный человек родился в селе Проспихино в семье коренного ангарца Василия Васильевича Колпакова и ссыльной немки Елены Яковлевны Пеннер -- это Людмила Васильевна Колпакова (Привалихина). С золотой медалью окончила школу, с красным дипломом -- медицинский институт. Выбрала местом работы центральную городскую больницу Лесосибирска.

Она осталась в выбранной профессии, посвятив ей всю жизнь. "Любимый доктор" -- так её здесь называют многие. Людмила Васильевна -- Почётный гражданин Лесосибирска. Людмила Васильевна с теплом вспоминает родительский дом в Проспихине.

Для человека очень важно знать, что ты кому-то нужен! Восстановлены родственные узы по материнской линии, которые были утрачены в связи с переселением из Поволжья в Ленинградскую область, последующей ссылкой в 1942 году в Сибирь, Казахстан и другие регионы.

Портрет Хильды

Одна из многочисленных родственников, которых судьба раскидала не только по стране, но и по миру, живёт в Германии. Это Хильда Рудольфовна Фохт. Она родилась и долго жила в Казахстане. Несколько раз приезжала к своим родственникам на Ангару и в Лесосибирск.

В связи с известными событиями в Казахстане уехала в Германию. Однажды в музее экскурсовод, показывая текст на старогерманском языке, сказал, что его уже никто не прочитает. Хильда, не имевшая специального образования, подошла и бегло прочла его. В её памяти сохранилось то, что уже давно утрачено на территории Германии.

Она с удовольствием и большим интересом успешно справилась с нашей задачей. Информация из переведённых записей путешественника будет интересна как ангарцам, так и многим учёным.

Вот такие мы, ангарцы, потерявшие свою малую родину, она для нас святая! Нам ещё предстоит решить много задач, и радует то, что к этому активно подключилась молодёжь.

Портрет Гмелина

Иоанн Георг Гмелин (1709--1755) -- немецкий естествоиспытатель на русской службе, был врачом, ботаником, этнографом, путешественником, исследователем Сибири и Урала, действительным членом Петербургской академии наук и академиком Стокгольмской академии наук.

Свою деятельность в России он начал в 1727 году в области естественной истории в Петербургской академии наук.

В 1733 году была организована Вторая Камчатская экспедиция, и он стал её участником. Гмелин избрал маршрут через Тверь, Ярославль, Казань, Тобольск, Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Томск, Енисейск, Иркутск -- на Якутск. Оттуда вернулся в Петербург через Иркутск, Забайкалье, Алтай, Томск, Екатеринбург, Нижний Тагил, Верхотурье, Соликамск, Верхний Устюг, Вологду и Шлиссельбург.

В 1738 году Гмелин спустился по Ангаре от Иркутска до устья, дальше -- по Енисею до Туруханска.

За 10 лет он проехал по Сибири 34 тысячи километров, положив начало её научному исследованию. Одним из первых Гмелин обосновал разделение Сибири на две естественно-исторические провинции: Западную и Восточную.

Обилие фактического материала и тщательное описание дали ему возможность создать два уникальных труда: "Флора Сибири" и "Путешествие по Сибири".

В четырёхтомной книге "Флора Сибири" собраны описания 1 180 видов растений, произраставших в Сибири, из них 500 новых, ранее совершенно неизвестных в Европе, описаны они впервые. Некоторые растения называют и сейчас фиалкой Гмелина, елью Гмелина, лиственницей Гмелина.

В 1751--1752 годах была издана опять же четырёхтомная книга "Путешествие по Сибири" на старогерманском языке. Она вышла на голландском и французском языках.

Сейчас есть переводы отдельных фрагментов этого издания на русский язык, их сделали учёные для своих научных работ и диссертаций. Описание путешествия по нашему району, то есть Кежемскому, никто не переводил на русский, а прошло почти 300 лет!

Старогерманский язык, написание готическим шрифтом -- это совсем не тот немецкий, который мы учили в школе, зная его на "отлично". Для нас сделать перевод этого текста -- просто невозможно.

Нина ПОПОВА,

краевед.

Из книги "Путешествие по Сибири"

Переведены из третьего тома страницы: 98--110 (нумерация бумажных листов), страницы 49--61 (электронная версия), где описаны участок от села Кежемского до Мурского порога. Август 1738 года:

"...А в остальном река в этой местности уж примерно так широка, как приток Лены Олёкма; и если дует ветер даже средний, то уж идут сильные волны. Мы попали во многие непредвиденные ситуации, потому что не были знакомы с ними. Нашим рабочим ветер доставил немалые хлопоты, наши средства передвижения получали толчки, которые были вызваны волнами, точно также и мы; уже после полуночи прибыли в Кежемскую слободу.

17 августа мы должны были довольствоваться тем, что мы весь день лежали. Ветер всё ещё бушевал. Но это было терпимо, потому что мы находились в довольно-таки сносном населённом пункте. В этом селе более двадцати четырёх крестьянских подворий, и не было какого-либо недостатка в продуктах питания.

Слобода расположена на слиянии с притоком Большая Кежма, от которого шесть вёрст выше места впадения копают железную руду, из которой выплавляют отличное железо. Руду то и дело находят в не особенно больших монолитных гнездообразных образованиях. Они лежат на поверхности и редко заполняют собой квадрат со стороной свыше двух саженей. Глубина равна примерно одному аршину, при этом оно перемешано с мелким камнями.

Насколько мы задержались на этом участке, столько люди здесь были в подпитии. Это были последствия предыдущего дня, когда они пили церковное пиво. В этот вечер прибыло два транспорта с коноплёй, которые были предназначены для Камшатского Общества путешественников.

Здесь мы и узнали, что всё ещё продолжаются розыски тунгусов, чтобы доставить их в Илимск, потому что их считали зачинщиками. Я вообще не могу себе представить, чтобы эти люди, которые иногда и подавали знаки своей суровости, что-то злое против правительства замышляли. В этом случае нет ничего более простого, как их усмирить и сразу, без промедления, может последовать серьёзное наказание.

Это и в самом малом не намного лучше, чем их повсюду таскать и некоторых освободить, некоторых изолируют и без достаточного для общества свидетельства некоторых накажут, а других безнаказанно отпустят. И если их, невиновных, арестовать и в заключении оставить, так это в самом деле может послужить гибели целого народа, как потом и скажут, что илимские тунгусы уже далеко не та многочисленная народность, как были раньше.*

В этот, как и в предыдущий день, почти постоянно шёл дождь. 18 августа в 6 часов утра ветер показался нам более благоприятным, чем до этого, и поэтому мы пошли дальше; едва мы проехали двенадцать вёрст, как должны были опять пристать к берегу.

После того, как мы несколько часов пролежали, ярость ветра успокоилась; мы опять тронулись и на расстоянии шестнадцати вёрст от слободы на правом берегу пред нами увидели Игренков мыс, и две версты спустя мы прибыли к Игренковой шивере, пять вёрст далее -- к Генкиной, или Мошниной шивере, которые обе простирались на всю ширину реки.

Первую из них и при спуске, и при подъёме вверх проходят с правой стороны, и фарватер сильно изогнут, но камни не слишком велики. Другую при спуске проходят с левой, при подъёме же -- с правой стороны. Шестнадцать вёрст далее ниже подошли мы к большому острову, длину которого оценивают в двадцать четыре версты. Его зовут Тургенев, или Васильев остров, и на верхнем его конце находится Васильева заимка, а на нижнем -- Никитина деревня.

Около шести вёрст ниже верхней окраины названного острова увидели мы на левом берегу заимку Никифора, и у этого селения самое немалое достоинство есть. Но у него есть одна примета, которую не сразу и приметишь в селении, причём в виде коровы.

Уже после захода солнца примерно восемь вёрст ниже Васильева острова прошли мы вниз по левой стороне Курейскую шиверу; при подъёме же держатся правой стороны. Около девяти часов вечера стояли мы два часа выше Аплинского порога, потому что лоцманы не решались этот спуск совершить ночью. Только почти весь день шёл дождь и почти без солнечного света. Вечер обещался быть чуть получше; небо посветлело, но холод пронизывал тем более.

19 августа, ещё прежде, чем взошло солнце, мы сразу тронулись в путь, и за короткое время удачно прошли вниз по этому водопаду, только мой транспорт правой стороной столкнулся с утёсом, но ни малейшего ущерба не получил. Плавание вначале было быстрым, и вдоль правого берега тянулась отвесная и голая скала. И при подъёме вверх её и не миновать. Водопад не так уж и глубок, и волны совсем мелкие.

Только мы прошли этот порог, как нам встретилось два поднимающихся вверх судна, и в этот же день до обеда ещё четыре других. Четырнадцать вёрст ниже этого порога -- Горохова шивера, которая тянулась беспрерывно две версты, и мимо которой мы прошли правым берегом, по которой желают пройти и при движении вверх.

Шесть вёрст далее мы достигли Ковинскую д., и этим мы добрались до первого селения Енисейской губернии. За селом видна большая гора, называемая Ковинская гора, которая считается самой высокой на всей Тунгуске. Как раз напротив деревни мы должны были опять преодолеть шиверу (Ковинскую).

Мы удачно прошли её с поселковой, или левой стороны; при низкой воде и при подъёме держатся этой стороны, при высокой же -- правой. Шесть вёрст ниже деревни находилась Медвежья шивера, примерно через четыре версты далее -- Косой Бык, следом сразу Балтуринская шивера, все три из них и при спуске, и при подъёме проходят северным берегом.

Медвежья шивера недолгая, но из всех троих рокочет она громче всех. Чтобы точнее обозначить местонахождение Балтуринской шиверы, уточняю, что сразу под нею с левой стороны впадает приток Железная. Около четырёх вёрст ниже этого притока с правой стороны расположен монастырь Кашинской.

Несмотря на то, что ему должно быть не более сорока лет, то выглядит крайне неважно, что можно было рассмотреть как что-то необычайное, если бы это не в Сибири было, и на сегодняшний вкус при строительстве для духовенства можно было построить более лучшее. Вместо аббата здесь благочестивый эконом, и с ним поднимают свои руки от трёх до четырёх монахов.**

Основным источником доходов монастыря является железо, которое выплавляется из руды, добываемой у вышеназванного притока Железной. Около шести вёрст выше места впадения этого притока с левой стороны находится яр, или высокий берег, высотой около двух маховых саженей, в глубине которого находится слой толщиной около полсажени, в основном состоящий из руды с некоторыми песчаными включениями округлой формы.

Вся руда этого слоя коричневого цвета, кроме того, что иногда некоторые в обычном порядке покрыты желтоватым слоем. Некоторые очень тверды, некоторые же очень пористы, другие так похожи на древесину, что их почти невозможно отличить от настоящей, если не держать рядом одно с другим, что только по сучьям можно различить их. Комья реже больше четырёх четвертей в квадрате, как и толщина слоя не больше половины аршина должна быть. Впрочем, должен он простираться по горизонтали внутрь горы и не без того, чтобы и в малом отклоняться.

Здесь, в монастыре, должны мы были взять себе лоцманов, чтобы спуститься вниз по Кашниной шивере. Но был только один единственный; за другим послали, а третьего не было. Это сильно задержало нас. Прежние лоцманы, что до этого были с нами, категорически отказывались без сопровождения местных лоцманов провести суда по этому опаснейшему месту, по крайней мере, не под их ответственностью.

Второй лоцман, за которым послали и которого мы ожидали четыре версты ниже монастыря, долго не приходил. Около пяти часов к вечеру, когда ещё не было другого лоцмана, мы с первым из них спустили первое судно. Между тем пришёл и другой, и повёл следующее судно; первого в это время отправили назад, чтобы провести третье судно, которое в сумерках, слава Богу, прибыло к остальным.

Проезд был в основном по правую сторону реки, и прежде чем попасть на саму шиверу, находится самое опасное место, которое так мелко, что можно очень чётко видеть камни под водой. На шивере или на скалистом дне течение очень быстрое.

Подниматься по ней так же тяжело, как и подъём по Падунскому порогу. С судна сгружают половину груза и, если вода высока, то держатся этого прохода, которым мы шли, при низкой же воде левой стороны. На обеих сторонах же нужны канаты длиной сто двадцать саженей, чтобы тянуть. Потому что рядом с берегом никакому судну не пройти.

До этого всё время шли правой стороной, и судна при движении вверх катили по течению вверх. Канаты для волочения наматывали на ось, но при этом случалось много несчастий. С теми, которые держали дерево, через перекручивание которого производился подъём судна, нередко случалось несчастье, когда судно не могло противостоять потоку, его сносило вниз, и их рикошетом насмерть сшибало деревом, поэтому и множество крестов стоит у шиверы, потому что у каждой могилы поставлен крест.

Шивера не так и долга, но всё же часто нужно три дня, чтобы пройти её против течения. Иногда удаётся при сильном ветре подняться наверх под парусами, но когда соберётся несколько судов и между собой ругаются, которое может пройти первым или когда последующие забирают ветер у первых, что частенько приводит к дракам.

У нас в этот вечер была сильная гроза, хотя было и непривычно холодно. Но я надеюсь, что мало кто последует. Они обычно более боязливы, когда приходится прощаться.

Или мы шли, или лежали на месте, так во всех местах одинаково дождливо. Мы опять поехали дальше и через семь вёрст, после того, как мы прошли шиверу, подошли к Берёзовому острову, который мы оставили с левой стороны и прошли протокой вдоль оного. Прежде всего у его нижней оконечности в фарватере есть порой скрытые под водой, но то и дело видны торчащие из воды острые камни, которые на местном наречии называют кармакульники, что проход осложняет и приводит к неуверенности.

Но нет другой какой возможности преодолеть этот участок, потому что основной поток, что течёт с левой стороны острова, такая мелкая шивера, что даже лодкой по ней невозможно пройти, из-за чего она получила прозвище Глухая шивера (скальное основание без выхода).

Так как было не очень светло, то это было причиной некоторых наших волнений. Но мы счастливо прошли, и без ущерба ночью прошли мимо Монастырской деревни. Так что мы уже спали, когда проходили мимо села Простихино (так и стоит в оригинале: Простихино.-- Прим. Н. Поповой).

Так 20 августа утром прибыли мы до Кодинской и уже к обеду при чрезвычайно хорошей погоде Сыромолотову д. Четыре версты ниже упомянутой деревни природа показала нам что-то своеобразное на правом берегу Тунгуски, скалу, называемую Поп.

Выше, совсем рядом, из другой малой скалы вытекает солёный источник, который тут же вливается в Тунгуску, как будто она издале хотела людям показать, какие сокровища она в состоянии дарить. Тем не менее она это показывает не так уж и издалека, чтобы к ним нельзя было и приблизиться. Так окрестные крестьяне используют эту солёную воду для многих целей, когда необходимо что-либо засолить, и преимущественно же к огурцам.

Семь вёрст ниже упомянутых скал была Чадобская д., где мы намеревались взять новых лоцманов. Был воскресный день, и в селе было шесть крестьянских дворов, но не смогли ни одного крестьянина найти дома; потому как, завидя наши суда, эти негодники исчезли из дому и думали, что этим не осквернят воскресный день и чтобы нас не постигло несчастье.

Мы из села взяли с собой восемь женщин, чтобы, может быть, из их мужчин бы хоть одного привлечь на суда; но ни один не показался, и они могли себе просто представить, что мы этих женщин сами опять отпустим. Мы уже миновали деревню Климова, которая лежит восемь вёрст ниже, но ещё ни один так и не объявился.

Здесь мы с большим трудом нашли только одного-единственного крестьянина, потому что остальные тоже дали тягу. Если бы мы и дольше не отпустили женщин, то судно, на котором они были, могло бы из-за веса осесть глубже и сесть на днище. Следовательно, мы их и отпустили.

Шесть вёрст ниже Климова на правом берегу -- Медвежий ручей, а две версты далее по эту же сторону -- Писанный камень, на котором ничего, кроме двух красной краской грубо нарисованных конных всадников.

Скалы этой же округи, как и той, выше Чадобской д., состоят сплошь из вертикальных слоёв и поэтому смотрелись очень редкостно. 6 вёрст ниже Писанного камня была Бузуканова заимка, выше которой мы перешли на левую сторону реки, чтобы удобнее и надёжнее пересечь небольшую шиверу, расположенную несколько ниже.

Десять вёрст ниже мы прошли мимо деревни Мурская, или Климова, которую из-за разбросанности за островами нельзя было увидеть. И потому что мы должны были там взять лоцманов, чтобы спуститься по водопаду, мы остановились несколько ниже, когда уже порядком стемнело, и поджидали лоцманов, которые прибыли только около полуночи.

Но целый день нам навстречу дул сильный ветер, иначе мы бы ещё наверняка сегодня могли бы спуститься по водопаду. Мы встретили четыре судна, поднимавшихся по реке. Ночь была очень светлой, но мы должны были лежать. И когда к утру 21 августа стал подниматься густой туман, который только к семи часам несколько поредел, то и нам столько же и пришлось лежать.

В указанное время и мы тронулись и после пройденных трёх вёрст пути подошли к Мурскому порогу, который как при движении вверх, так и вниз всегда проходят у левого берега реки. Он очень многоводен, и волны на нём не ахти сильны; редко или совсем не видны среди них скальные выступы. Он вместе тянется к концу водопада (Подпорошница) около трёх вёрст и течение на нём быстрое..."

Примечания В. П. Евстифеева

*Видимо, речь идёт об одном из тунгусских восстаний против русских, которое имели место и спустя 20 лет после посещения этих мест И. Г. Гмелиным...

**Возможно, этим благочестивым экономом (пономарь-завхозом) был Фёдор Андреев Страшников, который рано женился -- в возрасте 14 лет, прибывший в монастырь около 1737 года (видимо, для восстановления хозяйства, "разграбленного разбойниками"). В 1738 году, несмотря на молодость, он имел как минимум одного сына -- годовалого Панфила.

Впоследствии, с 1759 года, Фёдор Андреев Страшников стал первым священником только что открытой Чадобской спасской церкви. Отец двенадцати (!) детей, восьмерых сыновей (6 из которых по состоянию на 1764 год обучил грамоте словесно-росписной) и четверых дочерей (всех замуж выдал женихам от Рыбного села до Илимского острога). Родоначальник Чадобско-Енисейской династии Страшниковых.

ВРЕЗКИ

Приятно удивлена и горжусь поколением молодых земляков. Их стала серьёзно интересовать семейная история, неотделимая от земли нашей. Им более доступны современные информационные технологии...

"Был воскресный день, и в селе было шесть дворов, но не смогли ни одного крестьянина найти дома; потому как, завидя наши суда, эти негодники исчезли из дому и думали, что этим не осквернят воскресный день".

Иллюстрации:

Иоган Георг Гмелин.

Хильда Рудольфовна Фохт.

Обложка книги "Путешествие по Сибири".

Фрагмент текста на старогерманском языке.