Журналиста Геннадия Назарова называли ещё и Гением Ивановичем

Он ушёл из жизни неожиданно для всех нас, в светлый день Благовещения. Двенадцатого апреля 2020 года ему исполнилось бы 73 года.

Никак нельзя представить без Геннадия Назарова газету "Новая жизнь", которой он отдал десятки лет, прославляя родной Казачинский район и его людей, своих дорогих земляков. Журналист от Бога, он талантливо писал о нашей многострадальной жизни, постоянно поднимая вопросы о духовности народа, никогда не боялся говорить правду-матку в глаза власть имущим.

Геннадий Иванович был литературным наставником для многих, в шутку называл себя классиком. И это не было преувеличением. Его злободневные материалы будоражили умы сельчан.

Память о журналисте и человеке сохранится в наших сердцах. Предлагаю очерк о Геннадии Назарове из своей книги "Лицедеи из сибирской глубинки".

* * *

Рассказ о Казачинском театре был бы неполон, если бы я не вспомнил о Геннадии Ивановиче Назарове, или просто Гене, как мы его называем в обыденной жизни, а иногда шутки ради - Гением Ивановичем.

Красной линией он прошёл через всю творческую жизнь театра. Начинал как актёр, даже пробовал силы в режиссуре, но прославил он наш театр как драматург. Впрочем, всё по порядку.

В 60-х годах прошлого столетия пришёл он однажды ко мне в театр и заявил:

- Я корреспондент газеты "Новая жизнь", хочу написать о вашем коллективе. Не возражаете?

- Конечно нет! - ответил я.

Так началась наша многолетняя творческая дружба. Я ему - "ты", он мне - "Вы". Прошу, чтобы и он меня на "ты" называл, никак не хочет - не так воспитан. Его интеллигентности и порядочности могут позавидовать многие.

Но прямо скажу - дружить с ним не так-то просто. Его бескомпромиссность, прямота, тонкое понимание многих явлений и в жизни, и в искусстве заставляли и заставляют меня и сердиться, и обижаться: уж мог бы поделикатнее сказать о том, о чём думает (чтобы сердце поменьше болело), а он правду-матку в глаза:

- Юрий Яковлевич, поменьше актёрствуйте на сцене, не забывайте, что рядом с вами непрофессионалы. Или поскорее их до себя дотягивайте, или сами опускайтесь до них, чтобы не нарушался ансамбль.

Я, бывало, вспылю, но, немного поостыв, говорю сам себе: "А ведь он прав".

Сам Геннадий Иванович как актёр не очень (он тоже признаёт это), да и репетировать с ним было трудновато. Не мог он выносить режиссёрских указаний, не позволяли ему это делать ни его высокая эрудиция, ни образованность (всё-таки университет за плечами). И только нехватка актёрского мастерства заставляла его делать на сцене то, чего добивался от других актёров.

Его первая роль старшины Васкова в спектакле по пьесе Б. Васильева "А зори здесь тихие..." принесла неслыханный успех не только ему самому, но и спектаклю в целом. В этой роли он был правдив, достоверен (если кто помнит: действие происходит в лесу) и настолько убедителен в своей простоте, что зритель невольно погружался в атмосферу жестокой войны.

Как он органично подавал команды молодым бойцам, вчерашним десятиклассницам, и как они бесстрашно погибали под шквальным огнём фашистов - смотреть без слёз было на это невозможно.

- Создавать мне образ Васкова было нетрудно,- рассказывал он.- Я ведь всю жизнь в лесу. И один, и с ребятишками. Представил, что мы в очередном турпоходе, вот и получилось.

Спектакль выдержал несколько представлений. О нём писали во многих газетах, а отдельные сцены были показаны по краевому телевидению. После этой шумной премьеры Гена в нашем театре, можно сказать, ничего не играл, если не считать роли Яичницы в спектакле по пьесе Н. В. Гоголя "Женитьба".

Но роль одного из женихов ему удалась не совсем - здесь надо было перевоплотиться, а не быть самим собой, как в "Зорях".

Впрочем, в целом спектакль от этого не пострадал. А у нас с Геннадием Ивановичем навсегда завязалась творческая дружба. На общественных началах он возглавил однажды литературную часть театра, натолкнув нас обоих на мысль написать свою пьесу.

- Как вы смотрите на это, Юрий Яковлевич, если я напишу? - спросил он.

- Положительно,- ответил я.

И пошло, и поехало! Из-под пера "Гения Ивановича", одна за одной, вышли три пьесы: "Ивашкин корень" (о том, как появилось село Казачинское), "Пять вечеров из жизни тыла" (о Сибири в годы Великой Отечественной войны) и комедия о колхозной деревне "Председатель женится".

В последней, кроме основного состава, были задействованы и начинающие актёры Н. Толстихина, Т. Вдовина, В. Шкутан, и многие другие. Сюжет был прост: председатель колхоза полюбил доярку, на сцене действовали и зоотехники, и агрономы, и трактористы, и деревенские сплетницы, разносившие по всей округе весть о якобы скорой женитьбе. А председателя играли попеременке мы с Геной (кстати, ему пришлось переиграть все мужские роли, заменяя заболевших актёров).

"Председатель" получился смешным, остроумным. Особенно многим запомнился Валерий Сафонов в роли незадачливого зоотехника. "Доить, не доить?" - спрашивал он у каждого, и это очень смешило зрителя. Многие потом повторяли: "Доить, не доить?"

Но путь у "Председателя" на сцену был не прост. "Гению Ивановичу" пришлось несколько раз переписывать пьесу. Этого требовал я. То мне сюжет растянутым казался, то якобы юмора не хватало в диалогах, то конфликт не ярко выражен.

Придирок, словом, было много. Как же, маститый режиссёр правит пьесу начинающего драматурга. Гена терпел все мои нападки, пьесу переделывал снова, чтобы угодить "хозяину". Помню, с вновь исписанными листками даже на картофельное поле приехал ко мне на своём "драндулете", читал всю пьесу снова, слышал короткое - "Не так!"

Но чашу его терпения переполнила встреча у нас дома. Представьте: зима, кухня, растопленная печь, стол, выпивка. За столом - автор пьесы, режиссёр и кандидат географических наук, бывший актёр Казачинского театра Ю. Ф. Лысенко. Мы его специально пригласили на очередное прослушивание комедии - а вдруг что подскажет.

Сперва всё было нормально. Гена читает, мы смеёмся. Но с каждой новой выпитой рюмкой всё стало меняться. Я вновь обрушился на "гения" с критикой:

- Что это за текст? Разве так говорят в жизни? Да мы и без твоего текста, своими словами, обойдёмся. И посмешней, и поостроумнее будет.

Тут надо было видеть Гену - он взбеленился, глаза в гневе засверкали.

- Ах так,- выкрикнул он,- обходитесь без моего текста!

И молниеносно открыл дверку пылающей печи, сунул в неё "Председателя".

- Вы что делаете! - закричал Юрий Фёдорович.- Пьеса нормальная!

И он успел выхватить пьесу из печи, обуглились только кончики листков.

- Помиритесь сейчас же! - приказал Юрий Фёдорович, увидев, что мы уже схватили друг друга за грудки.- Взрослые люди!

Так была спасена пьеса. Гоголь ведь тоже бросал рукопись "Мёртвых душ" в огонь, а мы чем хуже?

"Председатель" всё-таки увидел свет рампы, понравился зрителям. А мы, конечно, были на верху блаженства, особенно Гена.

Однажды, когда лютой зимой мы везли этот спектакль на краевое телевидение, произошла неприятность. В холодном автобусе все продрогли до косточек, многие, в том числе и я, обморозили щёки. Поднялась пурга, и мы еле-еле, с огромным опозданием, "доползли" до телецентра.

Дома нас потеряли, беспокоились - живы ли? Но, отогревшись чаем и забыв про дорожные невзгоды, перед телекамерами мы держались молодцом и играли так азартно, как никогда ещё до этого не играли. Чего не сделаешь во имя искусства!

А Геннадию Ивановичу я и сейчас говорю спасибо за то, что некогда он помог умножить славу нашему театру.

Юрий ВАРЫГИН,

член Союза журналистов России, Заслуженный работник культуры России.

Казачинское

P. S. Как горько и тяжело терять хороших друзей! Царствие тебе небесное, Гена!