ТЕМА:

ТЕМА:

Сибири - высокую культуру!

918 11:23, вчера

"...Мне биографию свою не рассказать, ещё трудней её мне доказать..."

К 100-летию со дня рождения ветерана Великой Отечественной войны, члена Союза журналистов СССР, художника и журналиста Марка Феодосьевича Живило

"...Мне биографию свою не рассказать,

Ещё трудней её мне доказать...

На расстрелах не пробила седина,

Под рубашкой - шрамы-ордена.

Под Орлом был втоптан в грязь и кровь,

В лагерях пронёс свою любовь.

Протоколы о побегах в МУРе,

Загорал в Ангарском не весёлом БУРе.

Всесоюзных розысков аскет -

Накопился этакий букет!

Биографию свою я растерял -

На газетных полосах я о других писал..."

Статья "Друг мой, старый солдат", подписанная: "Марк Живило - художник, ветеран Великой Отечественной войны", была напечатана в газете "Красноярский рабочий" 9 мая 1986 года и стала одной из последних в творческой судьбе журналиста:

"Пётр Васильевич Стабров - сибиряк из села Луково, что в Уярском районе. Он ещё крепок духом, с шуткой в ладах, и сердце у него доброе, открытое людям. Последние годы жил в Красноярске, в доме по соседству. Познакомились как-то, прогуливаясь по аллее, разговорились. В одну из таких встреч о трудных военных годах вспомнили.

На второй день войны приехал Пётр в Красноярск, чтобы добиться отправки на фронт: возраст его был непризывной, да и медкомиссия забраковала... Но он настоял! Прошёл солдат по всей войне вместе с гвардейским 239-м ночных бомбардировщиков полком до Восточной Пруссии, до Победы. А спросит кто - махнёт рукой: "Хвосты заносил" самолётам". Был механиком: чинил после боёв моторы, заправлял бензобаки самолётов. Работал, не знал ни сна, ни усталости. Хлопнув по-отцовски молодого лётчика по плечу, провожал его в небо... и ждал. Вот это и было самое страшное - ожидание! Не все возвращались... и тогда новая зарубка глубоко врезалась в израненное сердце. Сколько их хранит память старого солдата?!"

Один из последних опубликованных материалов был написан не по собственным воспоминаниям, а о судьбе друга. В этом весь он - Марк Живило, честно проживший жизнь и свято выполнявший профессиональный долг журналиста - писать о людях, но не о себе...

Всё, что было написано и опубликовано лично о нём, при жизни, можно сосчитать по пальцам одной руки. А вот рассказы о судьбах других хранятся в архиве, на газетных страницах, их несколько сотен: очерков, статей, небольших зарисовок, с обязательными рисунками художника.

В самом начале шестидесятых он стал одним из первых в Красноярском крае мастером изорепортажа. А через несколько лет нашёл своё призвание, работая с книгой,- книжной графикой увлёкся всерьёз и надолго.

О том, как пришёл работать в издательство, Марк Феодосьевич написал в статье "О друзьях и немного о себе" к 50-летию книжного издательства в том же 1986 году:

"Ограниченные размеры статьи не позволяют вместить всего, о чём бы хотелось рассказать, да и вспомнить-то всё теперь уже невозможно - за четверть века сотрудничества с издательством много воды утекло...

Судьба свела меня в то далёкое время с писателем Николаем Станиславовичем Устиновичем - добрым и чутким человеком. Именно ему я обязан первой публикации своего изоматериала в 1962 году в журнале "Енисей", который он тогда возглавлял. Потом я оформил и проиллюстрировал для редакции художественной литературы несколько книжек; и не думал вовсе я, что это дело затянет меня до пенсионного возраста.

Спустя несколько лет, работая уже штатным художественным редактором, я почувствовал к книге интерес, ответственность своего положения и почти оставил газету (журналистику), с которой до того был тесно связан"...

Он ушёл морозным январским утром 1989 года в палате 20-й больницы, не приходя в сознание, после третьего инсульта. Ему было шестьдесят пять с половиной...

Как правило, о жизни, о судьбе человека рассказ начинают с рождения. Но сегодня мне захотелось отойти от правил, начать с последних лет жизни Марка Феодосьевича Живило.

Чтобы вам стало понятно, почему я это делаю, давайте вместе почитаем отрывки из статей, из писем, написанных им и о нём родными, друзьями в разные периоды жизни. Думаю, что лучше, чем он сам о себе, о нём не расскажет никто...

Записано в 1985 году. Мысли о себе чаще всего он доверял пожелтевшим теперь уже листкам...

"Творчество художника немыслимо оценить, представить без его жизни, без лица... Творчество - это не только картины, рисунки, песни, стихи - это и вся жизнь человека, связанного с искусством...",- как правильно ты всё сказала, моё солнышко! Тебя нет рядом со мной почти два года, но не прошло и дня, чтобы я не вспомнил твои глаза, твои руки, тебя... Как мне не хватает тебя. Чтобы вспомнить нашу жизнь,- перечитываю наши письма... и плачу".

Война, собственные воспоминания, особенно фронтовые, преследовали Марка на протяжении всей жизни. Они приходили во сне: разрывами снарядов, стонами раненных и убитых в бою друзей. Он продолжал сражаться во сне, вновь переживая тяжёлые бои Курской битвы, превозмогая боль собственных ранений, полученных под Смоленском и Ригой... Ложились те воспоминания на бумагу строками стихов, пронизанных и физическими страданиями, и душевными муками:

"...Опять сегодня вы явились

На взгорье том тревожным сном,

Где насмерть рота наша билась

АШР - отдельная притом.

Истерзанных тех ладоней,

Тянувших проволоки нить,

Забыть нет сил - они до боли

Жгут сердце... Вам бы жить да жить!

Но от двухсот лишь шесть солдат

Осталось нас... Другие спят...

И до сих пор целую ручки

Кровавые... Ночей не сплю...

Вас, доченьки (теперь уж внучки!),

С отцовской нежностью люблю...

Как будто с вами я, девчата,

Отдельной роты старшина...

Вы связь тянули от санбата.

Там вас застала тишина...

Шесть из двухсот... Двухсот ребят!..

Все остальные там лежат...

И вас, девчушек,- лишь четыре,

Навек запомнил жёстко я...

Сегодня вы в тревожном мире

Встаёте из небытия

Во всей изящной красоте -

И не сотрут её года! -

На безымянной высоте...

Семнадцать было вам тогда...

Живым жгут память ордена,

Безвестны павших имена..."

Эти строки были написаны в ноябре 1984 года, но, как и многие другие, не были напечатаны при жизни.

А ещё были письма: братьям, мамочке, жене. Необычные, чистосердечные, душевные, со словами безграничной любви к матери, к жене, ставшие смыслом всей жизни. Но и в них, как ни странно, Марк вдруг вспоминал о войне.

Из письма жене Зинаиде Борисовне, 24 декабря 1982 года:

"Зиночка, наша мамочка! Ровно сутки, как ты уехала на курорт, а мне уже не хватает тебя... Лёвка ушёл в училище, и я остался один. Скучно и грустно - и вот отчего...

Сегодня утром стал бриться. Гляжу на себя в зеркало - чего-то не хватает... Вроде всё на месте, а чего-то нет... Нет, оказывается, зуба. Переднего, и не того, о котором всё думал, что выпадет, а через одного, слева. Болел он, изнутри стал крошиться, ну и вот - обломился!

Выходит, проглотил я его - ить, давно не жую пищу - глотаю. Сосчитал я свои верхние, коих осталось семь. "Мудрых" - энтих два и впереди остальные, поредевший ряд, будто фронтовое звено после боя: один погиб, трое ранено, два ещё дрожат, два пропадут вот-вот... Как на войне, солдатики...

И так, до слёз, обидно стало: "Где вы, друзья-однополчане...". Нет Косичева, старшины, нет Волошенко, старшины, моих двух друзей по училищу: одному оторвало под Курском обе ноги, другому снаряд в живот прилетел... Я узнал это там, под Курском, где участвовал в боях с 5 июля 1943 года и был ранен сам в ночь на 1 августа. Двадцать пять дней непрерывных боёв - днём и ночью, ночью и днём! - О, это кое-что значит, поверь мне...

Никому не рассказываю, сынам тоже... Стыдно,- нет наград! А я прошёл эти медные трубы не как-то там, а почти до конца... Осколок "на память" до сих пор сидит - одно свидетельство и "награда" о тех днях...

Волошенко, Косичев - друзья-однополчане! Я остался жив, а вас нет. Каждому из нас тогда не было и двадцати... Нет, мне двадцать там, в боях, 11 июля 1943-го исполнилось! Я за вас живу. Разделить мои годы на троих - через полгода 60 стукнет - как раз по двадцать будет..."

После этого письма ждать наград пришлось недолго: в июле 1983 года, как раз к 60-летию ветерана, пришло сообщение о награде. О нём написала корреспондент С. Серкова в газете "Красноярский комсомолец".

Статья называлась "...И слава тебя найдёт! Через сорок лет вручён солдату боевой орден":

"Имя Марка Феодосьевича Живило известно многим красноярцам: 17 лет он является главным художником Красноярского книжного издательства. Сейчас - художественный редактор журнала "Енисей". Почти вся жизнь Марка Феодосьевича отдана журналистике. Начинал он в областной газете "Советская Хакасия", печатался в "Красноярском рабочем". Потом - специальный корреспондент "Советской России" по Сибири и Дальнему Востоку. Его очерки, рисунки можно было встретить во многих центральных газетах и журналах...

Он неоднократно участвовал в конкурсах, получал 1-е премии "Советской России", "Гудка", "Красноярского комсомольца". В таких случаях говорят: большая биография, большая жизнь.

Но есть в ней ещё один важный факт, Марк Феодосьевич - ветеран Великой Отечественной войны. В 19 лет ушёл добровольцем на фронт. Три раза был тяжело ранен, последний - в 1944 году. Весной 1945-го закончилась его военная дорога. И вот спустя много лет война напомнила о себе: пришло сообщение о том, что ещё 40 лет назад Указом Президиума Верховного Совета СССР Марк Феодосьевич был награждён орденом Славы III степени. Отгремела война, затянулись фронтовые раны, но не "затих" в груди осколок. Много лет в медицинских архивах пролежали эти документы, никем не востребованные.

Да! Живёт то грозное время в памяти людской, потому и через 40 лет нашёл солдата боевой орден".

Впервые была написана статья о его ратных подвигах, о том, как долго награда ждала солдата!.. Но и это была не вся правда, рассказанная через 40 лет...

Его первый был бой в штрафной роте. Кто об этом знает?.. Сыну однажды рассказал, чтобы сохранил в памяти... И младший Лёва не только запомнил, но и написал книгу в память об отце, первая часть которой "Университеты" начинается главой "Штрафбат",- пригодились те воспоминания, пусть и минуло восемьдесят лет:

"- Рррота-а!.. Стррройся!

Нас человек двести, даже больше, одеты кто в чём, и все в мартовской грязи по самое,- выше колен, после марш-броска от станции, где нас выгрузили из товарных вагонов. В вагоне, после того как нас погрузили в него в Москве, ехал недолго и познакомиться ни с кем не успел, да, если честно, и желания не было. Были обида и злость на этих тыловых сволочей, на себя - за глупость, неоформившаяся попытка то ли оправдать, то ли оправдаться: ведь война, некогда разбираться... Но как же некогда, если и не разбирались вовсе!

Я же с самого Магадана! Добровольцем на фронт! Ну вот и фронт. Только штрафрота. Перед нами и за спинами две шеренги человек по тридцать, все в форменных шинелях, галифе с лампасами и синих фуражках с красными околышками, с ППШ2 наперевес, некоторые с собаками.

- Здесь, за леском,- высота, на которой закрепился враг. Ваша задача - взять её. И помните, только кровью вы можете искупить свою вину перед нашей Советской Родиной и лично перед товарищем Сталиным. Командуйте, старшина,- зашёл за спины автоматчиков, достал из кармана кожаного плаща портсигар и, искоса поглядывая на нас, закурил..." *

О желании своём написать книгу о своей судьбе Марк упоминал, советовался, да не один раз, в письмах к маме. Он не только желал, но и начал писать главы той книги, которой название придумал: "Склонен к побегу".

Обращался он с просьбами к Елизавете Ивановне написать собственные воспоминания о себе, об отце, ушедшем рано, об их юности, чтобы рассказать в той книге и о них. Не всё задуманное успели выполнить,- жизнь вносила свои коррективы, находились дела срочные, более важные, да и здоровье частенько подводило. Вот и Елизаветы Ивановны через четыре года не стало... Хорошо хоть письма остались!

Письмо Елизаветы Ивановны - Марку от 28 июля 1978 года, Донецк:

"Здравствуй, дорогой мой Марушка! Спасибо за письмо, за журналы, за фото... Письмо твоё - повесть, где всё так ярко, всеобъемлюще описано: и картины славного Красноярска, с отличными его людьми, с его культурой, природой, в общем, со всей его кипучей жизнью (это уже из газет). А фотографии семейные! Особенно, мне, вернее, нам с Лёвой обоим, понравилась "Первые шаги" очаровательной моей правнучки, Юлички. Ну, цветочек, веточка моя зелёная! Как же это хорошо сознавать, что жизнь - продолжается. Напиши её портрет "Первые шаги" - тема эта вечна, о жизни человеческой, так же, как и любовь, счастье, радость. Бесконечно нова и всегда вызывает неизъяснимое умиление. Юная жизнь молодит деда и бабулю, и лица ваши, даже на фото, сияют счастьем!

Беседа наша с Лёвой, после его приезда, затянулась и длилась весь следующий день, до вечера - обо всём говорили (видимся-то с вами, с сынами, не часто!). Ну, и критику мы навели в твою сторону... В письме твоём чувствуется пессимизм, упадок духа, вот это - плохо. Не огорчайся, сыночка, ни о чём! Всё проходит.

Вот меня внучка Лизочка спрашивает: "Бабушка, а ты в каком году родилась? - отвечаю: - "Я родилась в начале нашего века, в 1900 году, а значит, мне в 2000 году будет 100 лет". Дода услышал это: "Мамочка, правильно. Вот и отметим твой 100-й юбилей!" Мы посмеялись, пошутили - великолепно - надо до 100 лет жить! И доживём!..

Вот и ты говоришь, что работаешь, творишь самозабвенно, забывая про боль и усталость, знаю об этом и верю! Но ты пойми, что все творческие люди, будь то художник, музыкант ли, писатель - все они великие труженики! А люди Науки? Они все силы, разум свой отдавали одному, чтобы на Земле торжествовало Добро! А нечисть, зло - исчезло!..

Дорогой мой мальчик! Не принижай себя. Ты прошёл тяжёлую школу жизни. Тебе не пришлось осуществить нашу с тобой мечту - ты не учился в Академии. И это не наша с тобой вина! Но ты талантлив, ты добр сердцем, ты щедро отдаёшь людям свой талант, свой энтузиазм, свою любовь к великой нашей Родине! Вот тебе награда - твои сыны, а жизнь для них, завоёванная такими, как ты, совсем иная - светлая жизнь! В твоих сынах - твоя слава, твоя награда, твоё истинное счастье!

Как, в общем, и для меня - мои три сына и дочь. Дети мои - моя гордость, моё счастье, несмотря ни на что!...

Я плачу, сыночка, но эти слёзы светлые...

Ты, может быть, помнишь, там, в Малаховке, в 36-м?.. Лес, снег кругом, солнечный такой денёк; пенёк, а на том пеньке эмалированная чашечка с жареной, ещё тёплой картошкой... Я приехала проведать тебя с Лёвой в пансионат, а время было голодное и холодное - вот я вас и подкармливала, чем могла... Передавай от меня привет тому человеку, из Малаховки... Дубкову Валентину Фёдоровичу. Чувствуется, что человек он прекрасный, такие и могли строить социализм, такие люди и отдавали все свои силы на благо и счастье других. Как жаль, что не могу стихами или песней спеть о них, самоотверженных, бескорыстных!

Твори, мой друг, твори! Не надо думать, что лебединая песня спета, а что до твоих болячек, то они все излечимы!.. Тут, у нас, эти "штучки" запросто лечат.

А в отношении твоей внештатной работы корреспондентом, точно знаю, в рабочий стаж она входит! Можешь проверить, поговорить с юристом на эту тему: ты - человек творческой профессии, член Союза журналистов, а значит, можешь творчески работать и дома - писать свою книгу..."

Из ответа Марка маме, Елизавете Ивановне Живило, от 4 августа 1978 года:

"...Наше солнышко!!! Сегодня я безумно счастлив - твоё письмо (и Лёвкино в придачу)! Ах, как, оказывается, хорошо устроена жизнь: вы все встретились... и я побывал у тебя незадолго...

Мама, мамочка! Я восхищён тобой! Я постараюсь сделать всё, что ты просишь...

За тебя, наша очаровательная, за твоих детей, внуков и правнуков... За твои - 100 лет!!!.. Они придут, мама, ты их - заслужила, и Земля (Бог) тебе подарит их... Честным людям светит Солнце! Красивым людям - даруется Жизнь! Великое - в простоте... Вот ведь куда закрутил. Но и вы с братцем - вот как меня встряхнули!

Ты знаешь, мамочка, я перечитал ваши письма десять, а может быть, двадцать раз - я не считал, я просто хотел их читать и читать...

Ты говоришь о моих делах, об издании рисунков, о моей будущей книге... Нет! Твои песенные письма - вот книга! Вот что было бы здорово издать!..

Ты их, к сожалению, не прочтёшь и я - тоже. Но они будут!!! Если я заложил в своих детях твоё, мама, начало, если я хоть крылом твоей святости обелил их, если научил их восторгам и честности, то тогда - всё будет, мамочка, и книга!..

Пока же хочу послать тебе газеты - ты их просила, фотографии и рисунки свои. Ах, как я мало тебе посылаю из того, что делаю!..

Я почти перестал восторгаться собой, но ИМЯ своё мне не только хочется видеть, читать, я болезненно переживаю, когда его нет...

Ни деньги... Ни слава - ИМЯ!.. и только..."

Чтобы получить это право: видеть, читать своё имя на газетных полосах, Марку Феодосьевичу пришлось много и долго трудиться. Неделями мотаться по командировкам; без отпусков, без больничных, не только днём, но и ночью писать статьи, рисовать. То, что другим давалось просто, ему приходилось преодолевать, завоёвывать, как когда-то на войне...

Вот и первая книжка - сборник рассказов, очерков, рисунков, полностью подготовленная самим автором к изданию в Абакане в 1963 году, не вышла - бумаги на неё не хватило в издательстве (!). Но она всё-таки увидела свет, нашла своего читателя в Красноярске, через полтора года.

Отрывок из письма Елизавете Ивановне, написанного в начале 1965 года, сразу после выхода первого сборника его очерков "Вы с ними встречались", который был отправлен в первую очередь маме, и полученного от неё письма:

"...Если тебе моя книжка понравилась, то это значит - всё хорошо в ней. Но я о другом... Она получилась такой потому, что ТЫ такая у нас! Всё, что я делаю и ещё сделаю - это ТЫ, мама! Это для ТЕБЯ! Я всё это понимаю сейчас. Я люблю людей, я им верю, я их ставлю выше себя - этому ТЫ научила нас!.. Было "всякое" у нас, но всё равно было хорошо - нужно, необходимо, пройти через всё, чтобы так понять жизнь...

Я хочу быть самим собой. И буду! Как ты же мне когда-то внушила, вернее - напомнила в письме (я об этом, конечно, забыл!). Что я буду не Репиным, а Живило. Да, Репиным мне не быть, но вот Живило уже есть..."

Поддержка родных, друзей, коллег придавали сил, вселяли уверенность, особенно важны были в первые, самые трудные годы работы.

В сентябре 1963 года на страницах газеты "Красноярский рабочий" была напечатана небольшая статья "Доброго пути!":

"Доброго пути тебе, художник, по новым дорогам большой Сибири и большого творчества!",- так напутствовал Марка красноярский художник Тойво Ряннель. Предлагаю вниманию наших читателей рисунки художника и журналиста М. Живило. Художника молодого, но с хорошо поставленным глазом. За три года он побывал на всех стройках нашего края и обо всём увиденном сумел рассказать со страниц газет и журналов... Я помню все эти рисунки - они очень выразительны в чём-то самом главном, что принято называть духом времени... Работы М. Живило завоевали большую популярность как у читателей, так и среди коллег... Хотелось бы видеть на наших выставках серии его графических работ с молодёжных строек края..."

Всё верно и искренне написано в этом напутствии, вот только эпитет "молодой" несколько смущает - ведь в 1963 году ему, Марку Живило, исполнилось 40 лет...

Один факт из биографии...

Марк Феодосьевич освободился из заключения в июле 1954 году со справкой об освобождении, на уголочке которой было помечено: "Не является видом на жительство". По ней он не мог прописаться, устроиться на работу. Ему пришлось делать запросы, чтобы подтвердить факт своего рождения - справка была выдана на разные фамилии (это после его знаменитых побегов: Живило, он же Сальников, он же мадам Бубнова...), получить документ об образовании и военный билет. Бумажная волокита тянулась семь месяцев. Только получив все справки из Омска, Москвы, Магадана, Марк смог написать заявление 29 января 1955 года о выдаче ему паспорта на собственную фамилию.

Этой же датой написана и автобиография, с которой он пошёл по организациям города, но в маленьком шахтёрском Черногорске постоянная работа нашлась не сразу... Только весной 1955 года в его трудовой книжке появилась первая запись о принятии на работу учителем черчения и рисования в школу...

Ему 31 год. За его плечами - школа, война, лагеря да данный Богом талант художника, который он развивал самостоятельно на фронте, в госпиталях, на зоне. Он очень торопился: надо было успеть выполнить данные ранее обещания матери и жене, наверстать упущенное в воспитании сына Марка. Ему хотелось, прежде всего, самому себе доказать, что он - не лагерная пыль и что-то значит на этой земле!..

"Моим землякам-сибирякам посвящаю..." - биография, написанная в начале 60-х:

"Писать посвящения мне, может быть, рано. Автобиографию - тем более. Я пока художник неизвестный... и даже незаконченный, в смысле образования - его у меня нет вообще. Я самоучка. Но дело в том, что я всё же считаю себя художником и, не скрою, надеюсь на известность. Какой же солдат не мечтает стать генералом! Это дело будущего, конечно. Пусть солдат и не достигнет столь высокого служебного положения (хотя случаи такие не редки...), но, по крайней мере, если быть упорным, можно добраться до половины горы (высоты), на которую поставил цель забраться.

Я стою у подножия её, прицеливаюсь к ней, набираюсь духу. И это уже здорово, согласитесь. Не всякий решится подойти к горе - до неё тоже не всегда рукой подать. А те, у которых она под боком, которые с рождения живут под горой, где-то не ощущают величия её - просто привыкли. Потому они и не думают куда-то лезть.

А я уже начал взбираться. Круча крута и неровна. Иногда осыпается. Но зато даже с той высоты, на которую я поднялся, видно далеко-далеко. И в душе такая радость: ты выше других, ты на пути к вершине! И ветер здесь свежий и порывистый, словно над самым ухом взмахнула крылом птица... Вот она, моя биография... пока..."

Чего смог достичь Марк Живило, через шесть с небольшим лет после освобождения из лагерей?

Из письма Марка Живило в газету "Правда" от 1961 года:

"Дорогая "Правда"! В прошлом году на твоих страницах был опубликован мой рисунок "Дом-музей В. И. Ленина в с. Шушенское"... Я не надеялся на такой успех... Я просто просил дать мне, художнику-самоучке, совет: стоит ли заниматься рисованием, т. к. в местной (областной) газете, куда я вначале предложил свои работы, мне ответили, что рисунки слишком "эскизны" и что они не для печати.

Твой ответ, "Правда", был прост и убедителен - мой рисунок напечатали!

Помню, какая это была радость в моей жизни! Я плакал даже: ведь сообщил о себе всё: что бывший лагерник (почти 10 лет провёл в зонах), беглец-рецидивист, имеющий несколько фамилий и прочее... Правда, тогда с меня уже сняли судимость, восстановили моё настоящее имя, а работал я в школе учителем черчения. Но всё же - это твоё доверие, твоё внимание, забота оказались выше моих надежд. Они меня окрылили, поставили на ноги. Я сказал себе: "Я оправдаю это доверие!"

Со своими рисунками выступал по телевидению. Кроме того, я начал писать очерки, репортажи, зарисовки. Уже второй год работаю корреспондентом "Советской Хакасии", которая в этом году рекомендовала меня в Союз журналистов. Конечно, у меня ещё много недостатков, трудностей в работе: ведь как художник я "варюсь в собственном соку". Но я счастлив, полон творческих планов и здоровой энергии!

Вот мне и захотелось с тобой поделиться своей радостью, отчитаться за успехи, которыми я целиком обязан тебе, дорогая "Правда"!"

"Я оправдаю это доверие!" - эта фраза из письма говорит о многом: о чувстве долга, об ответственности за порученное, о серьёзных намерениях добиться в жизни многого, о целеустремлённости, о твёрдости характера человека, в конце концов.

Не успел Марк Феодосьевич выполнить до конца свой гражданский долг - дописать книгу о своей судьбе, которую задумал ещё в лагере.

О своих планах, о будущей книге Марк рассказал Зине из Китоя, где отбывал срок, последний год, в большом письме, написанном 3 сентября 1953 года:

"Зиночка! Вот и четыре года нашей любви... Поздравляю тебя, родная!.. Желаю одного: нашей скоро встречи, счастья! Она - наша любовь - всё так же свежа, невинна... хотя у нас уже есть сыночка.

Я не хочу сегодня грустить, хочу радоваться и любить... И хмурое небо сентябрьского утра не набросит тень на радость мою, а лишь подёрнет пеленой наше яркое прошлое... Оно, хоть и прекрасно, но было печальным... Но, надеюсь, уступит будущему - радостному, свободному... Я чувствую наше счастье! Оно скоро, теперь уже скоро... в крайнем случае, через полтора года,- разве мы не больше ждали? Уж, как-нибудь... Ведь нас не страшило десятилетие и даже вечность.

Я с утра был настроен грустно, но... стихи развеяли настроение это... Сегодня я дарю тебе новые куплеты, они вышли сами собой, едва я проснулся с мыслью о тебе, о нашей четвёртой годовщине...

Слёзы льёшь ты в глуши заброшенной,

Я томлюсь за тюремной стеной...

Вот и снова запахло скошенной

Отшумевших лугов травой!

И берёзки убрались золотом,

Журавли потянулись на юг...

А в груди будто сковано холодом,

И в глазах - какой-то испуг:

Так проходят года чередою,

Так уйдут безвозвратно они...

Только нет! Я - с душой молодою,

Я пою ещё песни мои!!.

Ну, а ты, моё солнышко ясное,

Не грусти... Я хочу сказать:

Много ждали с тобой, распрекрасная,

Значит - меньше осталось ждать!..

И весну, когда будем мы вместе

И пойдём тогда в ногу - нога,-

Журавли закурлычут нам песни,

Расцветут изумрудом луга...

Пройдут года, но мы не постареем душой, чувствами... И весна будет играть нам гимн... Мы никому не помешаем в нашем тихом, уютном доме, когда будем вспоминать вечерами наше прошлое, наше сегодняшнее... Оно - незабвенно!

... Я напишу Книгу, как только освобожусь... Да, собственно, мы уже начали писать её в своих письмах... Сохрани их! Обязательно сохрани... Мы будем перечитывать их - они до конца наших дней поддержат в нас огонь, которым мы горим уже четыре года! Да, наше прошлое - оно не станет прошлым - вырастет в нечто символичное, песенное, гордое; оно уже оставило свой след, нашло своих слушателей, осталось найти читателей, написав Книгу... А наш сын... разве он не будет читать её вместе с нами?.."

Не написал ещё и потому, что Зина ушла раньше его на пять лет, а книгу он писал для неё и о ней. Он брался за работу, но иссяк запах жизненных сил, вдохновения, подвело здоровье,- в конце, в черновиках Марк признался: "К чему все старания, если ты никогда не сможешь прочитаешь ЭТО...".

Держала здесь, на Земле, одна последняя просьба Зиночки: "Поставить на ноги, доучить младшего сына Лёву", которому в 1984 году исполнилось только двадцать. Он нашёл в себе силы, дождался сына из армии, помог в первые годы учёбы в университете и ушёл вслед за женой через пять лет...

На этом можно бы и закончить, но не могу не вспомнить ещё об одной, очень важной черте характера этого человека, благодаря которой его имя с благодарностью произносят ученики.

Марк Феодосьевич Живило охотно общался с молодыми людьми, с большим желанием делился всем, что знал и умел сам, помогал, доверял начинающим писателям, поэтам, художникам, привлекая молодых, талантливых графиков для работы в издательстве.

Замечательные слова сказал о нём Виктор Бахтин, ныне покойный, в свой приезд в Красноярск в мае 2013 года:

"Марк был очень мудрым художественным редактором, он понимал, что можно ждать от того или другого художника - у каждого художника есть свой творческий потолок... Он отучил меня халтурить, за что я ему особенно благодарен. Потом у нас получилась затяжная творческая дружба, благодаря которой я проиллюстрировал более 70 книг. Марк был всегда моим консультантом: я всегда рассчитывал на его острый взгляд. Взгляд интеллигента, человека, который действительно повысил на порядок художественный уровень всего книжного издательства...

Марк знал больше, чем умел. Это качество учителя, человека, который понимает, что можно сделать из того или другого художника, как его можно направить. Это было всегда верно и здорово. В моей памяти Марк остался моим светлым учителем, которого я никогда не забуду".

Главу своих воспоминаний об Учителе написал в книгу и Олег Ампилогов, подробно рассказав об уроках, которые в ходе общения преподал Марк Феодосьевич. И не только во время работы над книгами, которые поручал иллюстрировать молодому, начинающему художнику "без имени", сумев разглядеть будущий талант и в нём, но и в других жизненных ситуациях. В послесловии книги напечатана его статья со словами признательности "Промаркированный Марком".

* * *

Главы начатой, но неоконченной повести "Склонен к побегу..." долго ждали своей очереди, сложенные в архив. Дождались! Книга написана и вышла к 100-летнему юбилею Марка и Зинаиды Живило. Доказательства правдивости и подлинности написанных слов - в этой книге...

Издание её вряд ли стало возможно, если бы представители трёх поколений семьи Живило не сохранили бы бережно нам бесценные документы, в архиве их более девяти тысяч! Материалы позволили познакомить с необычной судьбой удивительного человека, Марка Феодосьевича Живило, которого я всю свою жизнь уважаю, люблю, помню, с гордостью называя: "Папа Марк"...

Ирина ГОРСКАЯ,

племянница, хранитель архива, подвижник, организатор выставок, мероприятий, автор 30 публикаций.

* Документальный роман "Склонен к побегу" написан и издан к 100-летию со дня рождения Марка и Зинаиды Живило. Презентация книги пройдёт в Красноярске, в дни празднования юбилея, не четырёх площадках культурных и развлекательных центров - с 11 по 14 июля 2023 года. Следите за рекламой на сайтах Красноярской научной библиотеки, Литературного музея имени В. П. Астафьева, культурного центра "Квартира академика", Музея истории Красноярской железной дороги.