В Большеулуйском районе установили крест в память о священномученике Владимире Фокине
Рядом с кладбищем бывшей деревни Лодочное Большеулуйского района установлен крест в память о погибшем иерее Владимире Фокине.
Священномученик Владимир включён в состав Собора святых Красноярской митрополии - он принял мученическую смерть за веру Христову в годы Гражданской войны.
Инициатором установки креста выступил хорунжий казачьего общества Большеулуйской станицы Виктор Барыкин. Памятный знак был установлен при содействии настоятеля Никольского храма села Большой Улуй протоиерея Вениамина Ходова, атамана казачьего общества Большеулуйской станицы Ивана Ивановича Швеца и частных предпринимателей.
Отец Вениамин совершил молебен и освятил поклонный крест. Обращаясь к присутствующим, священник отметил, что очень важно, когда молодое поколение интересуется не только историей района, но и становлением и развитием в нём православия, свято чтит память о священнослужителях, погибших в годы Гражданской войны.
Атаман Швец сообщил участникам торжества, что хорунжий Виктор Барыкин за заслуги в исследовательской работе и установлении поклонного креста в память об иерее Владимире Фокине представлен к награждению Союзом казаков Енисея. Вручение награды состоится в День Покрова Пресвятой Богородицы 14 октября 2018 года в Никольском храме села Большой Улуй.
Сергей Орловский
29.09.2018 20:15
Священномученик Орловский Василий Павлович
Мой дед, Василий Павлович Орловский, обладал большим добродушием и считался по селу «добрым батюшкой». По линии деда все мои предки до далекого колена были заволжскими церковнослужителями. В 1896 году он женился на Вере Дмитриевне, в девичестве Мизерандовой, происходившей из семьи разорившегося помещика. Дворянский род предположительно начинался от Забавы Путятичны (Киевской).
После революции отец Василий с семьёй был изгнан из церковного дома, отданного под детское учреждение. Им была выстроена новая собственная хата, бабушка завела небольшой огород, посадила десяток яблонь и с увлечением препо¬давала в школе II ступени (бывшей земской) ручной труд, получая за эту работу небольшой паёк.
Но при ре¬монте полов в детском учреждении вдруг был обнаружен ящик с тре¬мя солдатскими винтовками, и Василий Орловский был изо¬бражен в виде воинствующего подрывателя основ Советской власти в Большой Каменке. Времена были строгие, и такое обвинение грозило ему расстрелом. Все же непричастность деда к сокрытию этого ящика с оружием была настолько явной, что какого-либо подсудного обви¬нения к нему не было предъявлено, но порочащие слухи долгое время ползали по округе.
Гонения продолжались. В 1928 г. дед, как служитель культа, был обложен таким налогом, что для его уплаты пошло с молотка домашнее имущество: старая кляча, корова, биб¬лиотека, перины, часы и т. п.
Затем арест, непродолжительное пребывание в Самарском изоляторе, мучительный этап в теплушках до Архангель¬ска, далее в баржах до Мезени, а от этого городка еще около 200 ки¬лометров по реке до Лешуконского лагеря. Собранная там рать свя¬щеннослужителей работала на лесосплаве. Деду перевалило уже за 60 лет.
Но Вера Дмитриевна совершила ве¬ликий подвиг русских женщин. Вместо того, чтобы двинуться в Уральск под крылышко сына, она, продав домишко с дво¬ром и великолепным садом, оставшуюся козу и шесть пчелиных уль¬ев, отбыла вслед за изгнанником, отцом Василием, на север в Лешуконск.
Работа в лесу в 68 лет здоровья не прибавила, Василия Павловича «сактировали» как тяжело больного. Далее надо было ехать домой, к сыну. Сплавились из Лешуконска до Мезени на лодках, пошли заморозки, ждали прихода последнего морского парохода 21 день. Начальник радио казал Вере Дмитриевне: «Где-нибудь теперь и мой папа также бьется» и послал её подождать результата к жене. Он выхлопотал билет, нужно было на баркасе поехать в море на пароход. До баркаса шли ночью, выше щиколоток в тине. Отец в чёсанках, она в голых сапогах, падали в темноте. Влезли на пароход по канатной лесенке, но Вера Дмитриевна не находила своего благодетеля. На нас кричали и хотели выбросить назад в шлюпку. Василий Павлович, лежа на полу, плакал и задыхался, как рыба.
Вдруг подошёл начальник радио и принес билет второго класса со всеми удобствами. Мы ехали счастливо почти трое суток по спокойному Белому морю, а когда сошли в Архангельске на пристань, то поднялась такая буря, что чуть не сорвало с якоря конторку. Пошел дождь. С трудом нашли ночёвку. Утром Вера Дмитриевна простояла я сутки на вокзале за билетом, а Василий Павлович лежал на багаже. Достали билеты до Уральска. Долго ехали из Архангельска с пересадкой в Москве, ей уже было 64, а ему 68 лет».
Сын встретил их в Уральске, с узлом лагерного замызганного багажа, подыскал им частный домик с богобоязненной старушкой в городе. Вид у отца после всего пережитого, надо прямо сказать, был страш¬ный: вокруг лысины недовылезшие космы, какой-то оловянный застывший взгляд, деревянная тихая поступь, но всё же разум и логика мышления у него сохранились.
Осенью 1935 г. Василий Павлович скончался.
Церковь похоронила деда со всеми подобающими по чину протоиерея почестями. Могила на Уральском городском клад¬бище была обрамлена железной изгородью и обозначена большим дубовым крестом, какие ставили по обычаю на кладбище с. Большой Каменки. Но в первый же год Отечественной войны все железные из¬городи были собраны на металлолом, а крест, видимо, кому-то из городских жителей пригодился на дрова, и могила была утеряна. Так кончилась длинная и тяжелая история скромного деревенского батюшки Василия Павловича Орловского, а Вера Дмитриевна Орловская вско¬ре прибыла с небольшим багажом домашних вещей к сыну на Убинскую опытно-мелиоративную станцию в Новосибирской области. Там она помогла растить внука, и главное, окрестила его (меня) по всем правилам.
Орловский Сергей Николаевич.
На фото Василий Павлович и Вера Дмитриевна в жизни и лагере
Войдите, чтобы пожаловаться