Из почты "КР": "Тёплое слово о Родине"

Бывает так, что обложка книги оформлена с такой проникновенностью и участливостью к судьбам её героев, что читатель невольно замрёт перед ней, как перед полуоткрытой дверью в потаённый и тревожный мир человеческих судеб.

Надёжная крепь и опора

Такова вот и бередящая душу обложка к роману Вениамина Боровца "Вечный крест". Вверху её, в синем поднебесье, тянется куда-то вдаль живыми крестами одинокая вереница журавлей, а над нею, в центре - могила с деревянным крестом и стоящий перед нею в печальном поклоне воин. Боль, неисходная боль и страдание во всём его облике.

И над могилой этой и поникшим воином, над всем этим печальным миром - зелёная, цветущая, в серёжках, ветвь родной берёзы - как символ животворной силы нашего бытия, как утверждение вечного обновления жизни.

В центре романа - жители сибирской деревушки Денисово и таких же окрестных селений. Все они как бы от одного родственного корня. Народ работящий, дружный, гостеприимный, где на первом месте - душевная открытость, безоглядная готовность прийти в трудный час друг другу на помощь, поделиться последним куском хлеба. Словом - кровное, братское землячество.

Какая же это святая, надёжная благодать всем живущим здесь! И, кажется, ничего другого желать и не надо, как жить бы да жить в добром, родственном соседстве, в счастливых семейных хлопотах и заботах, ходить в страдную пору за плугом, переворачивать пласты чернозёма под колосковое поле, укладывать звенящей косой в густые валки духмяные травы, а в часы ночной, потаённой близости самозабвенно ласкать и любить суженых, рожать и лелеять желанных чад, а по праздникам выходить всей деревней на раздольный луг.

Казалось бы, что повествование о жизни этих людей и должно было бы вылиться в единое сюжетное русло. Но нет - автор отступает от этого. Художественная ткань повествования распадается на отдельные, разрозненные по времени части, каждая - со своим развитым и законченным сюжетом и даже с отдельным заголовком.

Такое сложное построение романа создаёт определённые трудности в аналитической трактовке его как широкого художественного полотна, насыщенного множеством событий и персонажей.

Роман во многом автобиографичен. Судьба семьи, односельчан да и самого автора вплетена в общую судьбоносную канву страны. Им довелось пережить, перестрадать все невзгоды, тяготы, вместе с тем - и светлые радости, которые выпали на долю всей России.

Годы Гражданской войны, переломный период коллективизации, духоподъёмный взлёт социалистического обновления, чёрную полосу ложных доносов и репрессий, тяжкие годы военного лихолетья, долгожданный праздник Великой Победы, напряжённый трудовой энтузиазм восстановления порушенного войной народного хозяйства.

Всё это проходит живым, полнокровым током через сердце и душу автора. В предисловии к роману он признаётся: "Вечный крест" писался с радостью, светлыми надеждами, печалями и тревогами, болью и слезой".

И это действительно так. При чтении отдельных мест романа читательское сердце до слёз захлёстывает сострадательная боль и участливость к судьбам героев. Вот лишь один из обжигающих душу эпизодов военной поры: прощально-минутная встреча семьи с отцом, уезжавшим на фронт. Короткая, трагическая встреча в вагоне ночного поезда. Минуты, всего лишь коротенькие, сбивчиво-торопливые минуты...

Кто знал тогда, что были они последними в их так счастливо начавшейся семейной жизни. Последние - в горючих слезах и поцелуях - прощальные минуты, полуобморочные, сбивчивые слова матери, сгоравшей в простудном, неодолимом и скрываемом от отца недуге, вскоре погасившем её жизнь... И оставшиеся в сиротстве любимые их малютки - сынок и доченька.

Ах, война, война - чёрная разлучница!

Главный герой "Вечного креста" - наш простой народ, сеятель и воитель, надёжная крепь и опора страны. Он представлен в романе множеством персонажей, и чтобы хоть частично, в доступной мере, раскрыть тему народности, коснёмся судьбы одного из ярких героев произведения - Василия Егоровича Судниковича.

В мирное время он - председатель колхоза, честный, строгий и уважаемый в деревне человек, в грозную военную годину - отважный командир расчёта тяжёлых зенитных пулемётов. Сколько же довелось ему пережить на своём нелёгком жизненном пути!

Всё вынес, всё передюжил и не сломался, не сомлел духом этот простой русский мужик. Создавал и укреплял наперекор кулацким угрозам родной колхоз. Поднимался из окопа и бросался в атаку на ненавистного врага и разил его без пощады. Только при освобождении Тихвина в штыковой рукопашной схватке самолично отправил на тот свет трёх чужеземцев-захватчиков.

Не раз приходилось ему, зенитчику, вступать в единоборство и с фашистскими стервятниками с чёрными крестами на крыльях, пикирующими на него с пугающим моторным рёвом и пулемётной трескотнёй. Не бежал трусливо в укрытие, а ловил в зенитный прицел грудь стервятника и поливал его встречной бронебойно-пулемётной струёй. Два из них горящими факелами грохнулись в землю.

Политика - дело тонкое

С войны фронтовик Судникович богатства не привёз - вернулся в простреленной, с подпалинами, шинели, с солдатским вещмешком за плечами да с боевыми наградами на груди: двумя медалями "За отвагу", медалями "За боевые заслуги", "За оборону Ленинграда", "За победу над Германией".

И снова по просьбе односельчан впрягся коренником в тяжёлую телегу председателя колхоза. С трудом, год за годом, вытягивал, поднимал, выводил его в передовые хозяйства по району. К боевым наградам прибавились и мирные: орден "Знак Почёта" и медаль "За освоение целинных земель".

Василий Егорович принадлежал к первому поколению коммунистов-большевиков - бескорыстных, совестливых, справедливых служителей народу. С сыновьей теплотой вспоминает автор отцовскую заботу Василия Егоровича о полусиротской детворе.

В ту послевоенную пору в колхозе не хватало рабочих рук. Много погибло на войне денисовских мужиков, кругом безотцовщина: Ивановы, Служаевы, Галеевы, Бариновы, Кошелевы, Пентюховы... Да разве всех перечислишь.

Вот и помогала школьная ребятня убирать на колхозных полях картофель: копали, ссыпали в бурты, отогревали у костра озябшие пальцы, выкатывали из золы печёную картошку, уплетали её вместе с поджаренной кожурой и поглядывали на денисовскую дорогу: ждали Василия Егоровича - обещал приехать. И всегда приезд его был для ребятни праздником: каждому пожмёт руку, похвалит за хорошую работу, а потом скажет:

- А ну, загляните, что у меня для вас припасено в торбе?

А там - белые калачи и туесок с мёдом! И как он ухитрялся в то полуголодное, послевоенное время устраивать такие праздники?! Ведь ни он сам, ни другие колхозники такого в ту пору не едали.

А как порой рисковал председатель! Часто разные уполномоченные требовали сверхплановой поставки хлеба и в угоду высшему начальству были готовы выгрести из колхозных сусеков до последнего зёрнышка. Надо было кормить новых "друзей" с запада, ещё вчера воевавших против нас. Что ж: политика - дело тонкое.

И не раз отказывался председатель Судникович выполнять это пагубное требование. Часть хлеба обязательно раздавал колхозникам на трудодни. Не давал умереть с голоду солдатским вдовам с их детишками. И районное начальство частенько вызывало строптивого, непослушного председателя на ковёр для "пропесочки".

Был такой случай: вызвали его по такому же делу на бюро райкома партии. Собрался: обул сапоги с галошами, приколол к гимнастёрке награды, натянул на широкие плечи фуфайку и поехал. В районной столовке принял для стойкости духа фронтовые сто грамм. На заседание бюро прибыл с небольшой задержкой.

Хмуро глянул на него секретарь райкома партии Гопчаренко, тыловик, отсидевший всю войну по брони в секретарском кресле:

- Явился, денисовский партизан!

- Не явился, а прибыл по вызову. Я в партизанах не был, а жаль. Отец мой партизанил. Крепко воевал с колчаковцами.

Услышав очередной отказ в сверхплановой поставке хлеба, Гопчаренко пригрозил:

- Смотри, Судникович, положишь партбилет на стол,- и с подковыркой добавил: - Ишь, в хромовых сапогах и галошах! Неплохо живёшь, председатель.

Судникович, звеня наградами, снял галоши. Все оторопели: председатель колхоза стоял перед членами бюро райкома партии почти босиком: головки-то его сапог давно от подошв отопрели и лишь прикрывались галошами.

Остро подметил автор: уже в то далёкое, доперестроечное время началось пагубное разложение и расслоение в партии, да и в обществе - тоже. Из таких вот Гопчаренков и ему подобных отщепенцев и "вылупились" разные вражины-ельцинисты, разорившие страну.

Русь стоит на чудиках

...В неоплатном долгу до последнего вздоха автор перед дедом и бабушкой - Захаром Захаровичем и Пелагеей Корнеевной Вырва. Больше жизни любили и лелеяли они своих кровных малолетних внучаточек: Вениамина и Томару, оставшихся в сиротстве: отец - на фронте, мать - в земле сырой.

Особого внимания заслуживает дед Захар Захарович, 40 лет простоявший у кузнечного горна. Ох, как много выпало пережить ему: воевал за советскую власть в партизанском отряде с изуверами-колчаковцами, в тридцать седьмом году по ложному обвинению перенёс пытки и допросы в камерах НКВД, и вот теперь проклятая война и неожиданная, преждевременная смерть любимой доченьки.

Но сохранились, не озлобились добрые сердца стариков, сбереглись, чтоб и дальше жить в справедливости, трудах и заботах о тех, кто рядом. Они относятся к тому типу русских людей, которые, по словам поэта Некрасова, вынесут всё, что Господь ни пошлёт.

С любовью описывает автор жизнь родных ему стариков, а Захара Захаровича - и с мягким, тёплым юмором. Наделён дед был тем неуёмным, неукротимым талантом фантазёра и изобретателя, который понукал его придумывать что-нибудь такое, чего у других нет и быть не должно.

Вот, к примеру, задумал он изготовить ружьё своей, особой конструкции: приварить к полуразрушенной старой бердянке часть ствола от централки 16-го калибра, смастерить к ней цевьё, приклад. Всё сделал, как задумал.

На испытание пошёл, как на праздник: в любимом галифе, чистой гимнастёрке, в новых броднях. Сопровождала его горящая любопытством ребячья группа поддержки.

Когда изобретатель старательно прицелился и пальнул с восьмидесяти метров по ржавому ведру, всем показалось, что взорвался вулкан! Дедушкино изобретение с грохотом разлетелось на части.

- Язви меня! - придя в себя, поперхнулся изобретатель.- Забыл запереть чопиком ружьё. Ах, старый чёрт!

Ошибку изобретатель исправил. Модернизированное ружьё его потом било далеко и метко.

Были у него и другие творческие взлёты, например, строительство настоящего речного корабля с грозным названием "Стремительный". И ведь решительно, без оглядки брался за создание задуманного творения. Только вот всегда ли получалось - это уж вопрос другой.

Чудным и весёлым фантазёром был дед Захар Захарович Вырва. Скучна было бы наша жизнь без таких придумщиков. И слава Богу, что есть, не перевелись они на нашей русской земле.

Не из таких ли "чудиков" и выходят знаменитые народные умельцы, способные, на удивление всему миру, подковать блоху, изобрести ракету, смастерить непревзойдённый автомат "Калаш", первыми уйти в космос.

Людей в беду не отдадим

...В ходе повествования автор умело, органично увязывает прошлое с настоящим, неразрывно сроднённым сыновним чувством любви к своему народу, Родине. Особенно выразительно это показано в главе " Смерти смотрели в глаза".

В ней автор взволнованно, на высоком эмоциональном уровне, рассказывает о тревожном октябре 1962 года - начале Карибского кризиса, когда в воздухе пахло грозой. Он тогда в звании сержанта - водителя машины ГАЗ-69 служил в воинской части под Москвой. В полночь в солдатской казарме прозвучала грозная команда:

- Рота, подъём! Боевая тревога!

И вот боевая колонна бригады полковника Богданова, солдатского любимца, двинулась в назначенный час по Минскому шоссе в сторону древнего города боевой русской славы - Смоленска. На пути стояли обжигающие душу дорожные указатели с названиями деревень и городов: Петрищево, Гжатск, Вязьма, Ельня.

Завершился марш в знаменитых смоленских лесах, где осенью сорок первого года проходила передовая линия фронта, шли кровавые бои с фашистскими захватчиками. Ещё не зажили, не затянулись травой забвения раны тех боёв. Автору романа, сержанту Боровцу, довелось не только увидеть эти раны, но и коснуться, дотронуться сердцем до них.

В этом месте он оказался случайно, при выполнении боевого задания. Кругом - лесные дебри, тревожная тишина, будто всё вымерло. Вдруг он увидел впереди под огромной елью заросший холмик с чёрным квадратом провала. Осмотрелся - рядом чернел ещё такой же провал, а там - ещё и ещё. Подошёл к ближнему - оттуда тянуло запахом плесени и тлена, вниз вели полуистлевшие ступени.

Осторожно спустился, чиркнул спичкой: слева, в углу - печка-"буржуйка" с проржавевшей трубой, напротив - грубо сколоченный стол на сгнивших, покосившихся ножках, по бокам - топчаны. Чёрные осклизлые бревенчатые стены тронуты тленом.

Это была фронтовая землянка. На поднятой с пола гильзе прочитал: 38 и 41. Значит, патрон был изготовлен тридцать восьмым патронным заводом в 41-м году.

По заросшему ходу сообщений пробрался к другому ближнему провалу. Из расщеплённого сука и кусочка бересты изготовил небольшой светильник, зажёг, спустился вниз. И здесь та же картина: печка-"буржуйка", большой самодельный стол с проржавевшей консервной банкой - пепельницей, вместо табуреток - ящики из-под снарядов. В углу - разбитый телефонный аппарат с оборванным шнуром. Понял: так это же штабной блиндаж!

Я специально, почти дословно по тексту романа, передаю увиденное автором. Ну а как же иначе об этом рассказать?!

Три недели несла боевое дежурство в смоленских лесах бригада полковника Василия Ивановича Богданова. С чувством восхищения и гордости описывает автор возвращение её домой, к месту постоянной дислокации.

По старым смоленским дорогам шли колоны боевой техники: тягачи, вездеходы, бронетранспортёры, танки. В небе грохотали вертолёты, на восток возвращались стратегические бомбардировщики, сотрясая грозным гулом небо и землю.

"Вот когда мы почувствовали свою настоящую, грозную мощь! - пишет автор.- Нас не тронь!"

Проникновенно, вдохновлено передаёт он атмосферу той сродственности и взаимного радушия, которые охватили тогда народ и армию на пороге надвигающейся военной угрозы. На пути движения колонну гостеприимно, приветливо встречали жители деревень и сёл.

Древние старушки и деды осеняли служивых крестными знамениями, озабоченно спрашивали, не будет ли войны. Комбат и начальник штаба успокаивали: не будет, в беду не дадим.

Молодые женщины угощали домашним хлебом, калачами, подносили кринки с молоком, а симпатичные молоденькие девчонки обнимали и целовали таких же молоденьких солдат, а те ловили их сладкие, горячие поцелуи и пьянели от молодого хмеля. Надолго запали в сердце счастливые минуты этих встреч.

Такая нам досталась доля

Читая об этом, поневоле ловил себя на мысли: а не стоим ли мы опять на пороге военной угрозы? И не потому ли встрепенулась русская душа в чувствах единения с кровными братьями из Донбасса и Луганска, мужественно вставшими на защиту родной земли от новоявленных фашистов?

Ах, какая своевременная, снайперская перекличка времён в нашей нелёгкой истории, перекличка сегодняшнего тревожного дня с давно пережитым и преодолённым прошлым! Преодолённом!

Летят и летят листья едва ли не с поднебесья на землю, к могилке с деревянным крестом, к стоящему перед нею в скорбном поклоне воину. О чём думает он, что всколыхнуло и взволновало его доброе, отзывчивое сердце? Неизбывная сыновья память о родном человеке, навсегда ушедшем в мир вечного покоя, о вине перед ним за отданную по ошибочной доверчивости чужакам-перевёртышам на разор и разграбление родную страну?

Наверное, и об этом - тоже. Что ж, видимо, такая досталась доля: нести и нести вековечно свой тяжкий крест ради спасения и сохранения на земле добра и справедливости.

Эдуард МОРДВИНОВ.

Красноярск.

#krasrab

Подписывайтесь на "КР" в отделениях связи или через онлайн-сервис "Почты России", а также - совершенно бесплатно - на канал "Красноярский рабочий" в "Яндекс.Дзен", читайте и комментируйте статьи вместе с многотысячной аудиторией!