Из истории "Енисейской гидры"

В 2025 году в нашей стране отмечается 500-летие начала российской истории освоения Северного морского пути (СМП). Точкой отсчёта принято считать 1525 год, когда русский дипломат Дмитрий Герасимов впервые высказался о возможности практического использования Северо-Восточного прохода - так раньше называли СМП. По решению президента РФ Владимира Путина в России проходит значительное число мероприятий, связанных с этим юбилеем.

В связи с празднованием знаменательной даты стоит отметить, что гидрографы и моряки Енисейска внесли значимый вклад в освоение Северного морского пути.

В годы Гражданской войны активные шаги по обеспечению судовождения по Карскому морю и устьям Оби и Енисея предпринимало правительство А. В. Колчака в Омске. Эти исследования были продолжены советской властью. В начале 1920 года был создан Обь-Енисейский гидрографический отряд, в 1922 году переформированный в Управление по обеспечению безопасности кораблевождения в Карском море и устьях сибирских рек (Убеко-Сибирь).

В Енисейске находилась лоцдистанция Убеко-Сибири, в составе которой имелись морские гидрографические суда. Например, с 1925 года на пароходе "Иней" (в 1932 году переименованном в "Циркуль") служил известный советский полярник Всеволод Иванович Воробьёв. В 1920 - 1930-е годы в Енисейске работали опытные морские капитаны Ф. П. Демидов, А. И. Шабунин, А. П. Мальцев, И-С. Д. Руденко, И. П. Войканд, К. А. Альбокринов, И. С. Бурмакин и другие.

В 1933 году Убеко-Сибирь перешло в ведение Главного управления Северного морского пути и преобразовано в Сибирское гидрографическое управление. В Енисейске разместилась его база, с 1937 года ставшая Енисейским гидрографическим отделом Красноярского территориального управления Главного управления Северного морского пути ( ГУСМП). Базу гидрографического флота в устье реки Мельничной горожане в шутку прозвали "Енисейской гидрой".

В 1930-е годы в начале навигации жители Енисейска на улице Береговой (ныне улица Петровского) торжественно провожали экспедиции, уходившие на Север с целью изучить водные пути Карского моря и Енисейского залива.

Гидрографические работы велись в суровых условиях. В качестве одного из многочисленных примеров приведу рассказ писателя Бориса Водопьянова о В. И. Воробьёве:

"Нередко случались в полярных скитаниях такие часы и дни, когда жизнь его висела на волоске. Как, например, в Обской губе, на тундровом мысу со сложным названием Халцыянай. Однажды осенью он в одиночку съехал с судна на берег для астрономических наблюдений и, увлечённый, не заметил как с моря стеной надвинулось снежное ненастье, разом скрывшее из вида не только судно, но и носки его собственных сапог. Трое суток морозной снежной пурги без крошки во рту, без щепки для костра. Спасли его яма, вырытая топором в глинистом откосе, да железная сила воли в упорной борьбе со сном, который наверняка стал бы вечным" (Б. П. Водопьянов, "Пролив Воробьёва", "Водный транспорт" // 30.06.1988).

В Енисейском историко-архитектурном музее-заповеднике имени А. И. Кытманова имеются записки М. С. Шмаковой, дающие представление о том, что происходило на отстое судов в Енисейске в устье реки Мельничной в зимнее время:

"На ремонт детали возили на санках из затона в техучасток. Плоскодонные баржи вытаскивались воротом всем народом (ответственное дело, тут уж мух не лови), и делался соответствующий ремонт. А килевые суда вымораживались. При подготовке затона к весне делалась выморозка льда (где сейчас дамба - мост судоремонтных мастерских). Этот лёд долбили и возили на тележках всем народом. По 10 - 12 кубометров льда выбивали в день, чтобы суда с прибылью воды заводились в затон. Но там были опасные для пароходов участки дна, которые с убылью воды могли нанести пароходам повреждения, проломить днище. Было решено взрывать аммоналом. Пришёл Поморцев, начальник отстоя. Привезли аммонал, и я лично 18 огнетушителей наполнила аммоналом. Было много народу из двух караванов, но никто не пошёл взрывать. Пошли мы с Поморцевым Николаем Никаноровичем, взяли бикфордов шнур. Спустились вниз в затон, где мост судоремонтных мастерских, подожгли. А караванка у нас была там, где церковь стоит, в ограде. Бежим наверх в гору, и только взялись за ручку двери - взрыв. И такой мощный взрыв, что даже комья земли вынесло к универмагу" (Енисейский краеведческий музей, книга поступлений (КП) 10525, Д-1281).

Сотрудники базы принимали участие в жизни города. Например, в Енисейский краеведческий музей ими был передан ряд редких экспонатов. В клубе имени О. Ю. Шмидта моряки устраивали концерты и спектакли. В репертуар драмкружка водников, в частности, входили "Чудесный сплав" Киршона, "Разлом" Лавренёва, "Платон Кречет" Корнейчука.

Б. П. Водопьянов записал рассказ В. И. Воробьёва о курьёзном случае: в 1926 году по просьбе властей Енисейска гидрограф участвовал в попытке определить местоположение клада, зарытого мельником П. А. Батмановым на таёжной заимке в 12 верстах от Енисейска:

"В двадцать шестом году наш отряд осенью по первому снегу вернулся на базу в Енисейск. Всё лето работали в устье Енисея, на Бреховских отмелях. Материала уйма, на ползимы часов по девять в сутки. А в Енисейске шум: Батманов Пётр Андреевич умирает. Бывший владелец-мукомол. У него, все знали, где-то в тайге золото было припрятано. Власти как раз очень интересовались золотом. Уже и угрозы в ход пошли: сдавай за бумажные деньги, а иначе - укрывательство, подрыв экономической политики.

Батманов не просто при смерти был, его мощнейший паралич разбил. Там говорили - паралик. Кроме глаз, ничего живого. И через глаза - остатки сознания, мыслей. "Пётр Андреевич, ты нас слышишь? Понимаешь?" Прикроет глаза: мол, понимаю, слышу. "Золото где зарыл?" Опять сожмурится, и мука в глазах, слёзы. Ни языком, ни губами, ни пальцем шевельнуть. Тут как тут товарищи из местного НКВД: непорядок по их части, сокрытие. И священник здесь: грех в могилу уносит человек. И комсомольцы-активисты: хоть сейчас в тайгу на поиски.

А больше всего шума от его жены, от Марьи Ильиничны. Муж предупредил её, когда клад зарыл: мол, на Заячьей заимке спрятал, как раз посреди меж двух кедров. И добавил: умирать буду, всё как есть расскажу и картинку, план, на бумажке нарисую. А тут - паралич: ни слов, ни бумажки. Что делать? Вдруг кого-то озарило: "Да у нас ведь отряд стоит, карты как раз рисуют. Попросить их или приказать, что ли, - пусть наложат на карту всю заимку со всеми кедрами и с развалюхой-летником, чтоб было от чего счёт вести. Потом водить пальцем по карте от дерева к дереву, параличный и даст знать, среди каких деревьев клад". Грамотно? Вполне.

Явились к нам в отряд: так-то и так-то. Я был командиром отряда. Дали мне четверых комсомольцев-добровольцев: двоих я в реечники определил, двое - на подхвате. Лошадь дали, телегу приличную. Заимка в двенадцати верстах, кедров там вокруг развалюхи больше сотни. Задачка! Начал я колдовать. Разбил условный теодолитный ход - полдня ушло. Вечер, стемнело, пошабашили. Заночевали в развалюхе, с рассветом продолжили. Я каждое деревце кипрегелем на планшет, всё согласно инструкции, точнехонько до сантиметра. Вроде бы, вижу, поспешать надо, а халтурить рука не поднимается. Еле-еле к вечеру управились. Обратный путь чуть не галопом гнали. Затемно явились, а нам говорят: четыре часа как Пётр Андреевич отошёл, царствие ему небесное. Сделай мы обычную глазомерную съёмку шагами от дерева к дереву - в самую бы пору" (Б. П. Водопьянов, "Анкета в развернутом виде" // "Нева". 1998. №11. Стр. 215).

Дисциплинарные взыскания, применявшиеся к некоторым из бывалых морских волков, в основном, были связаны с чрезмерным увлечением "морской чаркой" и кутежами в ресторане Енисейска. Столы и стены этого ресторана помнили множество морских историй...

О работе моряков и гидрографов сообщали газеты "Енисейская правда" (до 1936 года она носила название "За большевистские темпы"), "Большевик Арктики", "Красноярский рабочий". Документы Енбазы сохранились в музеях и архивах Енисейска, Красноярска, Омска, Москвы. Но, к сожалению, подробная история Енисейской базы и вклада её личного состава в освоение Северного морского пути ещё не написана.