"Всё, Ваня, похоже, это твой конец..."

Вчерашний выпускник школы Иван Байкалов в июне 1941 года ушёл добровольцем на фронт и был направлен в военное пехотное училище, расположенное в Ачинске.

В начале октября 1941 года молодых курсантов, так и не окончивших полный курс обучения, отправили на защиту Москвы. Уроженец бывшей казачьей станицы Большой Монок Минусинского уезда И. А. Байкалов воевал на Западном, Северо-Западном, Донском, Брянском, 4-м, 3-м и 1-м Украинских фронтах.

За годы войны он прошёл путь от рядового стрелка сибирского лыжного батальона до гвардии капитана, командира стрелковой роты. Воевал в пехоте, в связи, затем снова в пехоте. Три раза был ранен.

За мужество и отвагу, проявленные на фронтах Отечественной войны, Иван Ананьевич награждён орденами Отечественной войны I и II степени и Красной Звезды, медалями "За оборону Москвы", "За оборону Сталинграда", "За взятие Вены", "За освобождение Праги", "За победу над Германией..."

После войны он поступил в Абаканский учительский институт (ныне - Хакасский государственный университет), который окончил в 1950 году. А затем свыше полувека проработал преподавателем в различных школах.

Все эти годы фронтовик вёл активную военно-патриотическую работу среди молодёжи и оставил свои воспоминания о Великой Отечественной войне, фрагмент которых предлагаем вниманию читателей.

...В конце июля 1942 года наша стрелковая дивизия (второго формирования) завершила своё укомплектование и боевую подготовку и была направлена на фронт, на Брянское направление - в район Козельска и Сухиничей в Калужской области. Она вошла в состав 3-й танковой армии и должна была прорвать оборону противника в районе Жиздра - Озерна и далее развернуть наступление в направлении Брянска.

22 августа 1942 года дивизия вступила в бой с противником. Наступая на позиции врага, она взломала первую линию обороны немцев в районе населённых пунктов Озерна - Ожегово и нанесла ему в этих наступательных боях значительный урон в живой силе и технике.

Однако развить свой успех и существенно продвинуться вперёд дивизия не смогла, встретившись с мощной второй линией обороны противника. Во время наступления на врага она понесла большие потери.

Как мне кажется, нашу дивизию вовремя не подкрепили резервами. Возможно, у командования армии с ними было не густо, а может быть, и боевая задача советских войск на этом участке носила ограниченный, отвлекающий характер. Ведь в это время немцы как раз развернули мощное наступление на Сталинград с целью перерезать стратегическую водную артерию - реку Волгу, выйти на Кавказ и захватить майкопские и бакинские нефтяные месторождения.

В материалах по истории Великой Отечественной войны я никогда не встречал упоминаний о боях с врагом, которые вела наша 264-я дивизия. Поэтому делаю вывод о том, что эти бои носили местный, отвлекающий характер, но вместе с тем были исключительно ожесточёнными, кровопролитными. С обеих сторон было задействовано большое количество артиллерии, танков и особенно - самолётов.

Вот тут впервые за всё время пребывания на фронте я увидел массированные действия нашей авиации. По нескольку раз в течение дня бомбардировщики Пе-2 большими группами пролетали высоко над передним краем, уходили в тыл противника и нещадно бомбили его. А штурмовики Ил-2 с рассвета и дотемна почти не прекращали обрабатывать передний край и ближайшие тылы врага. А выше в небе целыми днями шли сражения наших истребителей с немецкими "мессершмиттами" и "фокке-вульфами".

Немцы тоже задействовали большое количество авиации. Наибольший урон нашим атакующим частям и ближним тылам наносили пикирующие бомбардировщики. Большими партиями, до 30 самолётов, появлялись они вдруг над боевыми порядками и начинали долбить: заходят на цель один за другим, в хвост, переходили в крутое пике, включали душераздирающую сирену и начинали сыпать бомбами.

Один вой сирены, кажется, вынимал из тебя душу, делал беспомощной жертвой, а тут ещё на тебя летели, как поленья дров, бомбы. Сначала она кувыркалась несколько раз, а затем за счёт стабилизатора принимала вертикальное положение.

Я не мог при бомбардировке утыкаться лицом в землю. Мне казалось, что такая поза наиболее опасна. Обычно я падал на спину и следил за полётом бомб. Со временем выработался определённый глазомер: я безошибочно определял, когда бомбы упадут с недолётом, когда с перелётом, и более-менее спокойно переносил бомбардировки.

Лежишь на спине, смотришь, как они летят цепочкой: первая ниже всех, вторая чуть повыше, третья ещё выше... Прикидываешь, где может упасть первая. Если с недолётом, то остальные упадут ещё дальше от того места, где лежишь, а если с перелётом, то нужно определить, где может упасть последняя и успеть перебежать на новое, относительно безопасное место и найти хотя бы какое-нибудь укрытие...

Однажды, во время очередной такой бомбёжки, мы оказались в таком переплёте, что лежать и наблюдать за полётом бомб стало просто невозможно. Наша рота расположилась на обратном скате небольшой балки. Место открытое, лишь кое-где рос редкий колючий кустарничек. И, конечно, с высоты всё просматривалось как на ладони: каждый окоп, траншея, огневая точка.

К несчастью, в этой же балке расположился какой-то штаб с радиостанцией - автомобилем-фургоном, и было вырыто несколько блиндажей. Фрицы сообразили, что здесь штаб, и давай его молотить с воздуха и с земли. Несколько раз делали мощные артиллерийские обстрелы, а потом в небе появились пикировщики. Партия за партией, с небольшими перерывами в 15-20 минут, они непрерывно бомбили этот злосчастный овраг часа полтора.

Это был самый настоящий кошмар! Я уже мысленно попрощался с жизнью и подумал: "Всё, Ваня, похоже, это твой конец". Однако счастливый случай (судьба) и на тот раз отвёл от меня беду. Хотя несколько мелких немецких бомб упали буквально в 15-20 метрах от моего одиночного окопчика, их осколки меня миновали.

После вражеской бомбардировки на моей спине был слой земли толщиной более сантиметра, а голова стала как ватная, в ушах стоял странный звон. Это были последствия от взрывной волны и полученной контузии.

Весь овраг (балка) стал похож на вспаханное поле, радиостанцию разнесло в куски, на месте блиндажей торчали обломки брёвен. Нас, разведчиков, спасло лишь то, что наши окопы располагались у самого основания оврага.

Фашистские лётчики делали заход на наши позиции с севера, они пролетали вдоль оврага и переходили в пике так, что большая часть бомб улетала дальше, в глубину оврага. Потери расположенных в нём советских подразделений были очень большие.

Не могу не рассказать о том, как я совершенно случайно видел на фронте знаменитого военачальника Георгия Константиновича Жукова - будущего маршала и четырежды Героя Советского Союза.

Дело было так. Через несколько дней после описанной выше бомбёжки советских позиций немецкой авиацией нашу роту отвели в другой овраг, подальше в тыл метров на 200-300. Вскоре командира и всех взводных срочно вызвали по какой-то надобности в штаб полка.

Командир, чтобы мы не слонялись без дела, приказал бойцам выставить боевое охранение, а всем остальным приступить к рытью новых окопов. Вот мы их и рыли. А в это время между противоборствующими сторонами началась огневая и артиллерийская перестрелка. Немцы били по нашим позициям, наши им лениво отвечали, постоянно помня приказ вышестоящего командования: находясь в обороне, беречь снаряды и патроны для готовящегося наступления.

Во время очередного перекура я заметил, что по оврагу с северной стороны к нам приближается группа командиров. Смотрю, у впереди идущего в петлицах на воротнике кителя пять звёздочек - генерал армии. Бросил лопату и побежал навстречу, затем перешёл на строевой шаг. Встав по стойке "смирно", доложил:

- Товарищ генерал армии, второй взвод разведроты 264-й стрелковой дивизии оборудует новый оборонительный рубеж!

- Хорошо,- сказал генерал.- НП командира дивизии знаешь где находится?

- Так точно, знаю.

Генерал в ответ:

- Ну, боец, давай веди нас туда.

Я пошёл впереди всей этой группы по дну оврага. Иду, а сам судорожно соображаю, что это за птица такого высокого полёта к нам на позиции пожаловала?

Надо отметить, что, находясь на передовой, рядовые красноармейцы обычно не знали, как выглядят их прославленные военачальники. Хотя некоторые фамилии командующих были у нас на слуху.

Тем временем наверху оврага началось что-то невообразимое: то снаряд хряпнет, то мина хлюпнет, то пулемётная очередь над головами прострекочет... При каждом разрыве вражеского снаряда голова непроизвольно втягивалась в плечи, а ноги невольно приседали.

Старался эдак незаметно, через плечо, наблюдать за поведением своих спутников. Генерал, этот крепыш невысокого роста, шёл за мной, что называется, "не моргнув глазом", а следующие за ним офицеры, как и я, грешный, приседали при каждом разрыве.

Спустя много времени, когда я уже стал офицером и было это где-то в Польше, при упоминании в кругу офицеров боёв нашей дивизии кто-то из старших по званию вспомнил, что на это направление приезжал сам Жуков. Так вот кого, оказывается, я тогда сопровождал!

Бои на этом участке советско-германского фронта шли чрезвычайно кровопролитные, тяжёлые. Наша стрелковая дивизия понесла большие потери, её натиск постепенно ослабевал.

Позже стало известно, что в этих боях безвозвратные потери дивизии составили более трёх тысяч человек убитыми и более пяти тысяч ранеными и пропавшими без вести. Поэтому 16 сентября 1942 года командование армии приняло решение отвести нашу дивизию во второй эшелон. На позициях нас сменила подошедшая из тыла 12-я гвардейская стрелковая дивизия.

Дня через два-три нас отвели ещё дальше в советский тыл. Так мы оказались в районе Тихоновой Пустыни. Здесь, в дремучих муромских лесах, зарывшись в землю, подразделения приступили к пополнению живой силой обескровленных в боях стрелковых батальонов. Началось их обучение и довооружение новым стрелковым оружием.

Несмотря на то, что в прошедших боях наша дивизия так и не смогла глубоко вклиниться в оборону противника, результаты её боевых действий были высоко оценены Верховным главнокомандованием. Это означало, что поставленную командованием боевую задачу она выполнила.

За отличные боевые действия дивизия получила благодарность в приказе заместителя Верховного Главнокомандующего генерала армии Г. К. Жукова, это было продублировано в приказе командующего 3-й танковой армией генерала П. Я. Романенко.

20 октября 1942 года приказом наркома обороны И. В. Сталина 264-я стрелковая дивизия была переименована в 48-ю гвардейскую. Командиру её полковнику Н. М. Маковчуку было присвоено звание гвардии генерал-майора, и он ушёл на должность командира корпуса. Вскоре новое назначение коснулось и меня.

Несколько слов о том, что такое офицер связи. В боевой обстановке приказ вышестоящего начальника отдаётся предварительно по проводной связи с использованием условных обозначений. Каждый командир имел условный номер и фамилию-псевдоним. Танки назывались коробочками, снаряды - огурцами и так далее. Любой подчинённый командир понимал, о чём говорит с ним начальник, хотя непосвящённому такой разговор мог показаться бессмысленным.

После телефонного указания приказ в шифрованном виде дублировался, оформлялся на бумаге, и пакет с приказом доставлял адресату в руки офицер связи. Приказ должен был быть получен точно в срок, при любых условиях. Часто приходилось пробираться под огнём артиллерии или миномётов, верхом на лошади или на мотоцикле. В моём распоряжении были две лошади с коноводом и мотоцикл с коляской и мотоциклистом.

В этой должности я пробыл полтора месяца. Возвратился из госпиталя мой предшественник - капитан Овчинников. А в это время выбыл из строя тяжелораненый командир стрелковой роты капитан Чернявский. Меня назначили на его место и должность.

Служба эта мне была, в общем, знакома. Мне всегда нравилось быть с людьми, с солдатами. Находясь на фронте с октября 1941 года, я служил рядовым красноармейцем 191-го Сибирского добровольческого лыжного батальона, а затем стал командиром стрелкового отделения. Во время боёв на Сандомирском плацдарме был отправлен на краткосрочные фронтовые курсы младших лейтенантов - командиров взводов.

Имея достаточный боевой опыт, я легко вошёл в курс дела в новом командирском качестве. К тому же и народ в роте подобрался хороший. Многие солдаты пришли из госпиталей, имели боевые награды. Необстрелянных из числа молодого пополнения (1925-1926 годов рождения) было немного. Все остальные - народ боевой и бывалый.

В должности командира роты я прослужил с октября 1944 года и до конца войны, а потом и до самой демобилизации из Советской армии в 1946-м.

Воспоминания участника Великой Отечественной войны И. А. Байкалова записал

Сергей БАЙКАЛОВ.

Абакан.