Александр Щербаков
писатель

Подробнее

Простота непостижимая

Многие знают, что Лев Толстой не питал особой симпатии к стихам. И обычно, когда ныне заходит разговор о соотношении выразительных средств прозы и поэзии, вспоминают его ироничное замечание, что, мол, писать стихами - всё равно как идти за сохой и при этом выделывать танцевальные па.

Но известны и более серьёзные доводы Льва Николаевича против стихов. Он называл поэзию вообще "самой низкой отраслью литературы", так как "великий дар - Слово - дан человеку для духовного общения, а поэт мысль калечит", втискивает её в тесные формы ритма и рифмы.

Вот и врач Душан Маковицкий, находившийся рядом с Толстым в последние шесть лет его жизни, в своих "Яснополянских записках" приводит свидетельства тому. К примеру, 14 февраля 1905 года он, пожалуй, впервые коснувшись данной темы, отметил:

"Заговорили о стихах.

- Я вообще не люблю стихов, - сказал Л. Н. - Стихи должны быть очень хороши. Нельзя в них чувствовать lafacture (технику - фр.), подыскивание рифм... Пушкин, Тютчев, Лермонтов - одинаково большие поэты. Потом падение: Фет, Майков. Полонский, Апухтин, потом декаденты..."

Или, допустим, 27 ноября 1908 года неутомимый Душан не позабыл записать в дневнике, что Лев Николаевич говорил, между прочим, о стихах некоего крестьянина, обращённых к нему, которые он получил накануне по почте.

В частности, заметил, что среди множества несуразностей в них "есть и такое выражение: "писатель массивный", и сейчас видно, почему массивный: следующая рифма - "дивный"...

А на усмешливую реплику Софьи Андреевны, что при всех заявлениях о нелюбви к стихам Лев Николаевич недавно в который уж раз перечитывал Пушкина, он ответил: "У Пушкина стих лучше, чем у других проза. Только Пушкин может. Никакого усилия в стихах не чувствуется..."

Конечно, не один Лев Толстой высказывал подобные суждения, то есть ценил в стихах естественность и "высокую простоту". Достаточно вспомнить хотя бы знакомые каждому слова Александра Твардовского из великой "Книги про бойца", полные надежды автора на то, что читатель оценит его стремление к ясности слога и смысла и одобрительно скажет: "Вот стихи, а всё понятно, всё на русском языке".

Или назвать даже почти антипода, представителя совсем другой, искусственно усложнённой, "книжной" поэзии Бориса Пастернака, под конец жизни всё-таки "впадавшего", "как в ересь, в неслыханную простоту".

Да и множество других поэтов самых разных эстетических и политических направлений "опрощались" с годами, не впадая в простоту, а возвышаясь, вырастая до неё: Александр Блок, Игорь Северянин, Николай Заболоцкий... Можете сами продолжить ряд, исходя из своих познаний и пристрастий.

К слову сказать, у того же Льва Толстого я где-то читал о лакее-книгочее, который с восторгом сообщил ему, что нашёл на ярмарке книгу, где вообще ничего понять невозможно. А вышеупомянутый "король поэтов" даже стих сочинил о подобных поклонниках сомнительного любомудрия: "Чем бестолковее стихотворенье, Тем глубже смысл находит в нём простак".

Всё так. Но, между тем, далеко не все читатели, особенно из молодых, готовы согласиться с Толстым и Твардовским, а тем паче с Северяниным. И таких несогласных, пожалуй, даже большинство в книгочейских кругах.

Многим почему-то представляется, что именно в туманности и "высоком косноязычии" иных стихотворных строчек кроется та самая поэзия, неуловимая и загадочная, которой никто не может дать внятного определения. Да и мудрость, по-особому глубокую, многие находят в стихотворной невнятице и нарочитой зауми.

И потому среди любимых поэтов (кроме ритуально упоминаемых Пушкина и/или Лермонтова) зачастую почти в автоматическом режиме называют Цветаеву, Ахматову да Мандельштама с Бродским...

И уж редко-редко кто назовёт того же Твардовского либо ещё кого-нибудь из ряда "элементарно" простых и понятных - от Некрасова до Есенина, Смелякова, Рубцова...

Хотел было на этом и поставить точку беглым заметкам о "писателях массивных", но вспомнился один случай "в тему", связанный с собственной персоной. Приведу его в заключение, простите за нескромность.

Где-то в начале текущего века проходили у нас в крае очередные выборы губернатора. Кандидатом от народно-патриотических сил на этот пост шёл известный экономист (ныне академик РАН и советник президента) Сергей Глазьев.

Поддержать его прилетала из Москвы группа единомышленников - литераторов и политиков. В её составе, довольно солидном и живописном, были - главный редактор "Нашего современника" Станислав Куняев и его заместитель Александр Казинцев, главный редактор журнала "Москва", вчерашний диссидент-зэк Леонид Бородин и генерал-лейтенант КГБ в отставке, бывший главный аналитик этой "конторы" Николай Леонов, главный редактор журнала "Русский дом" Александр Крутов и православный писатель Виктор Николаев...

В предвыборном штабе Глазьева попросили меня, "местночтимого" пиита, сопровождать их в агитационных поездках по краю. При первом знакомстве некоторые московские посланцы подарили мне свои новые книги. Ну и я не остался в долгу - оделил их собственными шедеврами в стихах и прозе.

А наутро, когда мы собрались у микроавтобуса, чтобы отправиться на встречи с избирателями, Александр Казинцев, которому накануне достался мой поэтический сборничек, подавая мне руку, сообщил с добродушной улыбкой:

- Полистал на сон грядущий... Я небольшой ценитель поэзии, но скажу, что ваши стихи очень легко читаются. Ведь нынче многие пишут так, что с трудом продираешься сквозь строки, чтоб добраться до сути. А здесь всё естественно, читается легко и воспринимается без всякого напряжения...

Разумеется, я не дословно передаю сказанное "массивным" критиком, но за смысл ручаюсь. Как и за точность дважды повторенной им фразы "легко читаются".

Кстати, насчёт "небольшого ценителя" Александр Иванович явно поскромничал, если не слукавил. Позже я узнал, что он, как и большинство литераторов, начинал со стихов, печатал их даже в "Дне поэзии", но потом погрузился в критику и публицистику.

Деликатный столичный гость обошёлся столь дипломатичным отзывом на мои опыты, возможно, чтобы только не обидеть провинциального стихотворца "принимающей стороны", однако я счёл его за комплимент, вольный или невольный, ибо и тогда разделял требования к поэзии, предъявляемые Толстым и Твардовским, весьма почитаемыми мною столпами русской словесности.

Да, истинное достоинство стихов измеряется отнюдь не навороченностью разными метафорами и аллюзиями и не претензиями на сомнительное глубокомыслие, а напротив - доступностью содержания и простотой формы, то есть той самой лёгкостью чтения и восприятия, которую в народе метко называют "складностью".

Не буду скрывать, что испытываю горделивое чувство, когда учителя словесности, знакомящие ребят с "региональной" литературой (а в недавние времена таковая значилась в школьной программе), при встречах говорят мне:

- Частенько берём и ваши стихи: они просты, понятны, легко читаются и запоминаются...

Видно, не зря великий композитор наш Георгий Свиридов писал, что "русское искусство должно быть простым, потому что оно христианское искусство. Христос ведь прост. Никакой двойственности. А вот Иуда - сложная натура. Сложная, потому что он предатель. Христос не сложен, но непостижима эта простота для нас".

А великий молитвенник преподобный Амвросий Оптинский даже оставил нам в назидание "складный" афоризм: "Там, где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного".

И пусть медийные лжецы не трындят, что якобы нынче "в тренде" одни "сложносочинённые" опусы словесных шулеров и выжиг, прости, Господи.

Из поэтической тетради Александра Щербакова

Пегашка

Подо мною пегий мерин,-

Копны к стогу я вожу,

Между "африк" и "америк",

Как на глобусе, сижу.

Стогоправы, кашевары,

Сеномётчики, косцы,

Волокушников орава -

Звон летит во все концы.

Сенокосный день погожий,

Каждый рад такому дню.

Я стихи о нём попозже

Непременно сочиню.

Будут там наш луг и пашня,

Лес - докуда видит глаз,

И мой конь, живой Пегашка,

Не какой-нибудь Пегас.

Наследство

Что на свете на этом оставлю

Я в наследие внукам своим?

Полевые ковры разнотравья,

Поднебесья атласную синь,

Да таёжные ясные дали,

Да седой енисейский простор,

Да ещё... семь отцовских медалей

Боевых, что храню до сих пор.

Чтобы помнили нощно и денно:

Нам земля эта Богом дана

Не в аренду и не во владенье,

Нам сдана под охрану она.

Святые старухи

Среди нищеты и разрухи,

Дурниной заросших полей

Живут по деревням старухи,

Душою послушниц светлей.

Спокойные, ясные лица

Не ожесточились в трудах.

Таких не бывает в столицах

И прочих шальных городах.

А как их тяжёлые руки

Нежны, и теплы, и добры,

Доподлинно ведают внуки,

Льняные ребячьи вихры.

Телята, ягнята и гуси,

Наверно бы, тоже могли

Поведать о том, как бабуси

Их чутко пасли. И спасли.

Да что там телячий с гусиным

И всех братьев меньших роды -

Те бабушки нашу Россию

Спасали не раз от беды!

И нынче на них уповаю.

Восстанет страна, как трава,

Основа её корневая

Ещё, слава Богу, жива.

Я верую в эту основу

И мысли заветной держусь,

Что будет по вещему слову:

"Спасётся платочками Русь".

По плечу

Всё-то слышал, всё-то видел,

Всё-то в жизни испытал...

На судьбу я не в обиде,

Просто малость подустал.

Укатали Сивку горки,

Подгорбатили года.

Верно, лишку на закорки

Брал в дороге иногда.

Все мы жили - не тужили,

Не впадая в лень и грусть.

Что нам стоили, двужильным,

Этот путь и этот груз?

Под команду "раз-два, взяли!"

Сверхдержаву возвели.

Вознесли. Да разве знали,

Разве знали-ведали...

Нынче нам не до империй.

Впрочем, если позовут,

Вновь готов я, сивый мерин,

Добровольно влезть в хомут.

Не боясь прослыть святошей,

Помолюсь на каланчу

И на горб заброшу ношу -

Мне любая по плечу.

О, Боже...

Такая долгая зима,

Сойти с ума.

Забило снегом все пути,

С ума сойти.

Метель и стынь, о, Боже,

Мороз по коже!

Но надо быть,

Но надо жить

И думать надо,

И даже этой дорожить

Одной отрадой,

Последней, может...

О, Боже!

Природа живая

"Гляди, это белка", - шепнул я старухе,

Зверёчком любуясь украдкой.

Жена улыбнулась от уха до уха

И тоже привстала над грядкой.

Привычно копаясь в своём огороде,

Мы вовсе не чаяли чуда,

Что к нам в садоводство живая природа

Заявится вдруг. И откуда?

А белка бежала по гребню забора,

Людей не смущаясь нимало

И радуя наши усталые взоры,

Хвостом распушённым махала.

Была она ловкой и солнечно-рыжей,

Как будто из пушкинской сказки.

Трусила игриво, с весёлой припрыжкой,

С оглядкой, исполненной ласки...

Мне всё вспоминается белочка эта,

Невольную мысль навевая,

Что братской опеки и ласки ответной

В нас ищет природа живая.

ОТ РЕДАКЦИИ. 3 января 2019 года Александр Илларионович Щербаков отмечает своё 80-летие. "Красноярский рабочий" сердечно поздравляет его с юбилеем, желает новых творческих успехов и крепкого здоровья!