В Канском краеведческом музее представили проект «Этапами веры»

Моего деде отношу к новомученикам, вот его история

Священномученик Орловский Василий Павлович 

  Мой дед, Василий Павлович Орловский, обладал большим добродушием и считался по селу «добрым батюшкой». По линии деда все мои предки до далекого колена были заволжскими церковнослужителями. В 1896 году он женился на Вере Дмитриевне, в девичестве Мизерандовой, происходившей из семьи разорившегося помещика. Дворянский род предположительно начинался от Забавы Путятичны (Киевской).  

После революции отец Василий с семьёй был изгнан из церковного дома, отданного под детское учреждение. Им была выстроена новая собственная хата, бабушка завела небольшой огород, посадила десяток яблонь и с увлечением препо¬давала в школе II ступени (бывшей земской) ручной труд, получая за эту работу небольшой паёк. 

Но при ре¬монте полов в детском учреждении вдруг был обнаружен ящик с тре¬мя солдатскими винтовками, и Василий Орловский был изо¬бражен в виде воинствующего подрывателя основ Советской власти в Большой Каменке. Времена были строгие, и такое обвинение грозило ему расстрелом. Все же непричастность деда к сокрытию этого ящика с оружием была настолько явной, что какого-либо подсудного обви¬нения к нему не было предъявлено, но порочащие слухи долгое время ползали по округе. 

Гонения продолжались. В 1928 г. дед, как служитель культа, был обложен таким налогом, что для его уплаты пошло с молотка домашнее имущество: старая кляча, корова, биб¬лиотека, перины, часы и т. п. 

Затем арест, непродолжительное пребывание в Самарском изоляторе, мучительный этап в теплушках до Архангель¬ска, далее в баржах до Мезени, а от этого городка еще около 200 ки¬лометров по реке до Лешуконского лагеря. Собранная там рать свя¬щеннослужителей работала на лесосплаве. Деду перевалило уже за 60 лет. 

Но Вера Дмитриевна совершила ве¬ликий подвиг русских женщин. Вместо того, чтобы двинуться в Уральск под крылышко сына, она, продав домишко с дво¬ром и великолепным садом, оставшуюся козу и шесть пчелиных уль¬ев, отбыла вслед за изгнанником, отцом Василием, на север в Лешуконск.  

Работа в лесу в  68 лет здоровья не прибавила, Василия Павловича «сактировали» как тяжело больного.  Далее надо было ехать домой, к сыну. Сплавились из Лешуконска до Мезени на лодках, пошли заморозки, ждали прихода последнего морского парохода 21 день. Начальник радио казал Вере Дмитриевне: «Где-нибудь теперь и мой папа также бьется» и послал её подождать результата к жене. Он выхлопотал билет, нужно было на баркасе поехать в море на пароход. До баркаса шли ночью, выше щиколоток в тине. Отец в чёсанках, она в голых сапогах, падали в темноте. Влезли на пароход по канатной лесенке, но Вера Дмитриевна не находила своего благодетеля. На нас кричали и хотели выбросить назад в шлюпку. Василий Павлович, лежа на полу, плакал и задыхался, как рыба. 

Вдруг подошёл начальник радио и принес билет второго класса со все-ми удобствами. Мы ехали счастливо почти трое суток по спокойному Белому морю, а когда сошли в Архангельске на пристань, то поднялась такая буря, что чуть не сорвало с якоря конторку. Пошел дождь. С трудом нашли ночёвку. Утром Вера Дмитриевна простояла я сутки на вокзале за билетом, а Василий Павлович лежал на багаже. Достали билеты до Уральска. Долго ехали из Архангельска с пересадкой в Москве, ей уже было 64, а ему 68 лет». 

Сын встретил их в Уральске, с узлом лагерного замызганного багажа, подыскал им частный домик с богобоязненной старушкой в городе. Вид у отца после всего пережитого, надо прямо сказать, был страш¬ный: вокруг лысины недовылезшие космы, какой-то оловянный застывший взгляд, деревянная тихая поступь, но всё же разум и логика мышления у него сохранились. 

Осенью 1935 г. Василий Павлович скончался.  

Церковь похоронила деда со всеми подобающими по чину протоиерея почестями. Могила на Уральском городском клад¬бище была обрамлена железной изгородью и обозначена большим дубовым крестом, какие ставили по обычаю на кладбище с. Большой Каменки. Но в первый же год Отечественной войны все железные из¬городи были собраны на металлолом, а крест, видимо, кому-то из городских жителей пригодился на дрова, и могила была утеряна. Так кончилась длинная и тяжелая история скромного деревенского батюшки Василия Павловича Орловского, а Вера Дмитриевна Орловская вско¬ре прибыла с небольшим багажом домашних вещей к сыну на Убинскую опытно-мелиоративную станцию в Новосибирской области. Там она помогла растить внука, и главное, окрестила его (меня) по всем правилам.  

 Орловский Сергей Николаевич.  

Сергей Николаевич, разместил ваш отклик на канале "Красраб" в "Яндекс Дзене". Зайдите по ссылке, посмотрите. И не забудьте подписаться - вдруг кто откликнется и захочется ему ответить. Ссылка - https://zen.yandex.ru/media/id/5dc7d0dee5968126aa18c317/sled-derevenskogo-sviascennika-zaterialsia-v-uralske-5decb7b65eb26800b4b7bd18

Ответ Борису на канале "Красраб" в "Яндекс Дзене".

В современной литературе при изображении дореволюционной деревни канонизирован триединый прообраз: поп, урядник и кулак, которые в едином рвении боролись в нищей деревне с подсудным революционным движением, руководимым в свою очередь городским пролетариатом и выразителем его воли комитетом РСДРП. Мужик-безлошадник забит податями, голодухой, безграмотный, в лаптях и старом зипуне. Этот штамп в результате систематического применения въелся в сознание масс. Приходится только удивляться, как такая деревенская Россия могла пережить все ужасы первой империалистической войны, дойти до Октября, пройти горнило опустошительной гражданской войны и сохранить свою государственность, культуру, возвысить свой международный авторитет.  

Действительность же была гораздо сложнее  

Начнем с традиционной фигуры современной литературы - попа.  

Священник Семён Иванович Адриановский был переведен в 1900 г. епископом Гурием в Большую Каменку со «спецзаданием»: за¬кончить срочно строительство но-вого храма, начатое еще в 1896 г. Это был мо¬лодой с решительными жестами и чер-тами лица красавец. Властность во взгляде, во всей фигуре, медь в голосе, хорошая дикция. Он был отличным проповедником и собеседником на любые темы, начиная с религиозных и кончая рождественскими сказками для детей. Энергич¬ный организатор кооперативных начинаний в деревне, в виде ссудосберегательного и машинного товариществ. Первое, в урожайные годы, скупало по средним ценам у бедняков, выдавало им ссуду, выдержи¬вало зерно в «белом» амбаре у мазарок до весны, а затем по повышен¬ным ценам весною продавало его на рынке.   

Таким способом это това¬рищество вырывало бедняков из кабалы кулаков - миро-едов. Машинное товарищество приобретало и продавало в совместное пользование сложные молотилки с движками, жнейки и сноповязалки, которые поя¬вились в массовой продаже перед первой мировой войной.  

И первый кооперативный магазин возник не без содействия Адриановского. Он был председателем и деятельным пропагандистом общества трезвости, хотя сам по праздникам в компании, особенно под преферанс, большим знатоком которого он считался, позволял себе «пропустить» две-три рюмочки водки с хорошей закуской.  

Второй священник, мой дед Василий Павлович Орловский, рангом и способно-стями пониже, с верным слухом - средний деревен¬ский поп. Он обладал большим добродушием и считался по селу «добрым батюшкой».   

Если по отцовской линии все предки деда до далекого колена были заволжски-ми церковнослужителями, то по материнской линии его двоюродный дедушка дока-зывал по родовым записям, что род идёт от Путяты киевского, конкретно от Забавы Путятичны. Служба богу приносила ежемесячна прямого денежного дохода около 60 - 70 рублей, не считая разных «косвенных» доходов от хождения с молебном по дво-рам во время Пасхи и от использования 30 десятин церковной земли, дарованной обществом каждому священнику, которые с молодости и обрабатывали мои отец и дед.    

Противоречия в обществе обнажились лишь с приходом в деревни Октября, с началом гражданской войны, с последующими сплошной коллективизацией и раску-лачиванием.   

На фото Мизерандова, церковь, где служил мой дед (фото 1972 г), Вера Дмитриевна дома и белый амбар