"Когда ты инвалид, рядом никого нет, а есть только боль и неизвестность"

С Никитой Сафоновым мы знакомы заочно лет пятнадцать, через его бабушку Галину Семёновну Сафонову, прекрасного российского прозаика, которая сейчас живёт в Израиле.

Никита слал мне бабушкины работы, верстал её книги, создавал обложки для её произведений. И нужно сказать, неплохо. Господь и в этом дал ему талант.

Никита Сафонов был колясочником, обречённо больным. Есть такое страдание - миопатит Дюшена. Это когда по определённым причинам не вырабатывается дистрофен, мозг не срабатывает, мышцы у человека не только не растут, но и атрофируются. То есть на замену старым новых клеток организм не строит. Полная замена клеток у человека идёт семь лет. Мы на этот процесс в собственном теле повлиять почти не можем.

Сначала больной с трудом поднимает руки, потом они безжизненно висят, двигаются только пальцы, но и они с годами полностью теряют способность помогать хозяину обслуживать самого себя.

Больше десяти лет Никита мог работать на компьютере только одним мизинцем. Хорошо, что жил в Израиле, там медицина лучше развита, жизнь ему продлили до 34 лет. Но и в Израиле тоже покидают этот мир, как и мы, простолюдины, в назначенное Богом время.

В двенадцать лет Никита уже сильно болел. Он родился во Львове, потом несколько лет с бабушкой, со всей семьёй, жил в Балахтинском районе. В Грузенке он окончил два класса начальной школы, в третий ходил уже в Израиле. В Балахте ему и поставили этот страшный диагноз.

Родные корни его в Красноярском крае, наш земляк. В нём много русской крови. И талант, на мой взгляд, грелся всё-таки русской духовностью и верой православной. Семья у него православная.

В семнадцать лет, когда одногодки вечерами прятались с девчатами где-нибудь в укромных уголках, он чётко понимал свою обречённость. Все мысли о любви, обычном общении с миром, отодвинул на задворки памяти, насколько это возможно. Понял: получится только то, на что способна голова. Тогда в нём и начал формироваться музыкант, поэт и философ.

Как говорил когда-то прекрасный красноярский художник Анатолий Байзан, мозги развиваются так же, как и накачиваются мышцы: день за днём. Когда ты прикован к коляске, дому и без помощи не проживёшь, невольно становишься философом.

Слава Богу, был человек, который всегда рядом с ним - Галина Семёновна Сафонова. Высокообразованная, думающая, прекрасный писатель.

В 2015 году организм Никиты обессилел навсегда. Ему поставили переносной аппарат ИВЛ и кардиостимулятор. Он жил на искусственном дыхании. Своих сил мышцы сжимать и разжимать грудную клетку уже не было. Всё делала механика.

Умер он в 2023 году. Как говорят, жил без стенаний, в постоянном движении мысли и дела. Был женат, имел двух дочек.

Снова слово. Снова дело.

Снова нежные губы

Говорят бледные слова.

Снова заросли строк.

Чтобы забыться от боли, он не считал себя инвалидом, писал, писал и писал. Вот глубина обнажённых страданий.

В отличие от меня, дровокола, он был верующим, а верующему обижаться на Бога нельзя. Кого он больше любит, того и нестерпимо больно испытывает. Никита нёс страдания без малого все тридцать четыре года. Ни дня без боли, преодоления трудностей, и вся сознательная жизнь - без надежды. Скудными нашими мыслями это не всегда понимается.

Он действительно был способен сделать больше, но ветер удачи не подталкивал его в спину. Мыслями о возможности просто встать и постоять, как человеку, не стоило забивать голову. Её не было.

Он всё время проводил за компьютером. Но с медициной в Израиле проще, там всё бесплатно. Государство дало ему автомобиль. Никита сам ездил на пляж и не только. Автоматика выгружала его коляску и его самого. Потом на коляске с двигателем снова подъезжал к автомобилю и движением мизинца грузил себя в машину. С помощью компьютера поворачивал машину направо и налево, ехал вперёд или назад. Рулевое управление в машине заменено на джойстики: левая рука - тормоз, правая газ, скорость.

Ему не пришлось просить мир со слезами - помогите деньгами на лекарство, памперсы, коляску. Государство снабжало инвалида всем. Он жил безбедно на пенсию. Много размышлял, писал.

После смерти вышла его первая книга, затем вторая, третья. Израильтяне услышали его прекрасную музыку. Готовится к изданию его музыкальный альбом. Любители музыки в Красноярске могут его со временем послушать. Первая книга его стихов выйдет в Красноярске в ближайшие месяцы.

Он много работал. В совершенстве знал три языка: иврит, английский, русский. Многие фирмы просили его помочь с переводами. Работал переводчиком едва ли не до самой смерти, как и программистом в компании.

Мыслил больше по-русски и писал тоже на русском: стихи и прозу. Перевёл документальный фильм об Иосифе Бродском с русского на английский. Художественный фильм "Вечер "спасённых" с иврита на русский, а с русского на английский.

Переводы доставляли ему огромное удовольствие, они отвлекали от болезни. Но приостановить напавшую со скоростью света болезнь не получилось, даже его долгими молитвами.

Все мы - книги с потайными страницами.

Хоть и ходим с открытыми лицами.

Все мы тексты - жизнью списанные,

Угадайте - откуда присланные.

В русской поэзии он не мог пользоваться языком, как его бабушка. Она из талантов талант. Из двенадцати классов Никита десять учился на иврите, в израильской школе. А в русской только два года. Это ограничивало словарный запас, путало мелодию звучания стиха. Единственно, откуда он мог почерпнуть особенности русского словосложения - книги бабушки.

Скукуживало яркость поэтической возможности показать всё волшебство восторженности окружающей жизнью. Но подтекст-то, подтекст! В каждой строчке столько мыслей, столько нового, нами не подмеченного.

Был бы я другим человеком,

Была бы другая беда.

Были бы другие реки,

Была бы другая вода.

Не могу спокойно читать эти строчки. Автор понимает всю обречённость, невозможность собственного будущего. Здесь Господь никого не обидел, каждого из нас ждёт свой последний час. Но именно Никита был выбран для такого долгого страдания.

Его разум взрослел раньше, чем тело. Его думки закипали образностью. Он думал об этом, и думки плавились в стихи.

Невиданные путы схватили меня.

Схватили внезапно, тихо шутя.

Думал, немножко, думал, стерплю,

Сквозь дебри беспомощных чувств

Проскочу.

Не дали мне путы.

Свою чашу страданий он выпил до дна. Как мне рассказывали, в один из последних дней он вскрикнул в отчаянии:

- Господи, зачем это всё на меня?! Господи, за что мне это?!

Но тут же поправился:

- Прости, Господи. Прости, это не я говорю.

У глубоко верующих смерть легче. Человек уходит в никуда с надеждами. Дескать, пройдёт время, он откроет глаза и увидит окружающий его новый мир. Своих родных и близких, реки и озёра. Но есть другой мир или не существует - вечный разговор, как и открытие глаз на том свете. Их, в нынешнем понимании, в другой жизни нет, как нет рук, ног. Заветное яблоко в раю не надкусишь, зубы-то на Земле остались.

Зато с нами книги Никиты, песни, его философия. О перенесённых страданиях в конце жизни он писал с грустью: "Думал - немножко, думал - стерплю".

Мы все с детства учимся самостоятельной жизни. У каждого свои трудности. Особенно нескончаемы они в жизни творческих людей. Споткнётся человек на первой ступеньке лестницы, и дальше - только обиды, слёзы, угрозы кому-то. О цели в жизни, с которой ты и послан на Землю, быстро забываешь.

Пример жизни Никиты Сафонова может стать для слабых неким лучиком в будущее: они никогда не умрут. Главное всё-таки в другом. Материальном. На мысли, мужество, философию творчества Никиты всегда можно опереться, как на самый твёрдый фундамент.

Возможно, это и не было целью в его жизни. Но с его стихами мы как бы становимся на проторённую им дорожку, и, пока дойдём до своей тропинки, с помощью мыслей Никиты укрепимся в какой-то правде.

Анатолий СТАТЕЙНОВ.

Красноярск.

"Нужно только верить в себя..."

Писатель и переводчик - Рубен Гальего и Никита Сафонов - встретились в Ашкелоне. Оба они родились в России, оба жили в Израиле, оба с тяжёлой инвалидностью. Один из романов Гальего, "Я сижу на берегу", был переведён Сафоновым на иврит.

Главные герои романа - Рубен и Миша, они друзья. "Знаешь, как отличить настоящего друга от ненастоящего? - Как? - С настоящим другом можно говорить о смерти". Рубен и Миша живут в детдоме для инвалидов в Советском Союзе. У Рубена тяжёлая форма ДЦП, у Миши - тяжёлая стадия миопатии, прогрессирующего нервно-мышечного заболевания. Миша гений, иначе ему не выжить.

Когда семья Никиты репатриировалась из Сибири в Израиль в 1997 году, мальчику было семь лет. В России сельский врач диагностировал у Никиты миопатию Дюшена. До 12-летнего возраста он мог ходить, но болезнь прогрессировала...

Никита говорит, что рос в "тепличных условиях": с заботливыми родителями, бабушкой и родными, которые посвятили ему большую часть жизни. Он благодарен им и Израилю, где у него есть всё: пособие, профессиональный уход, электронная коляска, автомобиль Volkswagen с джойстиком.

"Я помню, как когда-то бегал и катался на велосипеде, учился в обычной школе. А потом меня стали возить в специализированную школу для детей с ограниченными возможностями в Тель-Авиве. Там учатся дети с различными заболеваниями, именно в этой школе я впервые встретил таких, как я, и приобрёл много друзей. На один из выпускных вечеров приехала бывшая директор школы, очень пожилая, и я вдруг осознал, что эта школа существует уже полвека. То есть, страна практически с самого начала помогала таким, как я",- говорит Никита.

Некоторое время назад Никита познакомился с Рубеном Гальего, прочёл его книги. А впоследствии, по согласованию с автором, перевёл на иврит роман "Я сижу на берегу".

"Я, наверное, раньше до конца не понимал, что такое Советский Союз. Бабушка мне рассказывала про инвалидов войны, сосланных на Валаам, но книги Рубена стали для меня потрясением. Судьба инвалидов в детских домах ужасающая. Я благодарен судьбе, что с ним познакомился",- говорит Сафонов.

Рубен Давид Гонсалес Гальего - лауреат "Русского Букера". Автор трёх романов. Первый из них, "Белое на чёрном", переведён на десятки языков, получил множество литературных наград и принёс Гальего мировую известность. Эта книга была переведена и на иврит, однако в Израиле писателя знают мало. В первом романе, как и во втором, "Я сижу на берегу", описывается жизнь Рубена в советских детских домах для инвалидов.

По словам самого писателя, в книги вошло примерно шесть процентов от того, что можно было описать. Гальего объясняет, что писал только о ситуациях, в которых человек побеждает, и уже гораздо позже прочёл у Виктора Франкла, что человек способен вынести лишь шесть процентов описания ужасов концлагеря - иначе просто прекращает воспринимать информацию.

Роман "Я сижу на берегу" описывает жизнь и смерть близкого друга Рубена - Миши. Некоторым читателям может показаться, что Миша - это то ли собирательный образ, то ли альтер эго самого писателя. Миша вслепую играет в шахматы одновременно на шести досках и решает сложнейшие задачи. Гальего подчёркивает, что Миша, со скидкой на литературную обработку, был вполне реальным человеком.

Для Никиты Миша - очевидно реалистичный персонаж:

"В школе, столкнувшись с такими же ребятами, я очень чётко понял, что мозговая деятельность человека не зависит от его физических особенностей. Наоборот, инвалидам приходится адаптироваться и уметь делать то, о чём обычные люди даже не задумываются. Например, здоровому человеку что-то нужно, он встаёт, идёт и берёт это. А для нас это целый план, который нужно продумать, решить, кого попросить и так далее. И главное, что всё возможно, всё получится, нужно только верить в себя. Надо иметь огромнейшую стойкость и силу воли, когда ты инвалид, рядом никого нет, а есть только боль и неизвестность".

Роман Рубена Гальего "Я сижу на берегу" (в английском переводе "Chess") в декабре 2019 года в Монако получил премию "Золотая пешка" как лучшее литературное произведение о шахматах.

Отрывок из материала, размещённого на сайте "Город особенных людей".