1. Курлыканье журавля

В сумерках за рекой на болоте приглушенно курлычет одинокий журавль. Ждёт любимую журавушку с хлебных полей. И курлыканье это тревожное одинокого журавля слышат все пасеки, расположенные вдоль соснового бора над Каном.

Пасека Таптуна поднята далеко над долиной реки. Зеленые и желтые ульи на высоких поддонах установлены по краю бора, на кулижке, чистой от травы. Вольное поле из трав и полевых цветов, долгим и крутым зеленым яром стелется прямо от ульев покато вниз до самого берега Кана. Там черемуха, ольха и лоза густо заступают подход к реке.

Стояла в советское время в этих местах колхозная пасека. Пасечник Кузьма хозяйничал. С тех лет и зовется это место «Кузины лужки». В наше время на месте ольшаника глубокая траншея, заросшая кустарником и ковылем, на месте дома и сараев лысая пустошь, да сосны вековые сохранились.

В апреле пчеловоды приезжают в Кузины лужки. Едут на «внедорожниках» по лесным прогалинам, когда лежит еще снег в березовых лесах, а береговые луга уже оголились под жарким апрельским солнцем. Хозяева летних пасек сжигают прошлогоднюю траву, расчищают и готовят чистые места для ульев.

Огневой пал уничтожает клещей, которые расплодились и на пригородных дачах. После весеннего огневого пала, в мае луговой склон зеленеет, оживает желтенькими одуванчиками. Самое время ставить пасеку в Кузиных лужках. Ульи с пчелами привозятся ночью. За сутки до 9 мая. Традиция такая: отмечать День Победы на пасеке.

Зреет летний день. Несут пчелы майский мёд, желтую и коричневую «обножку» - пыльцу с одуванчиков и вербы. В июне поднимается в рост Иван-чай. Во множестве, то там, то здесь торчат головками над рослыми травами в июле фиолетовые пучки репейника. Любит медовый репейник мохнатый шмель. Его в лугах много. Сиренево розовеет на стеблях душица в августе, золотится на солнце ковыль.

Дни в июне стоят чистые от облаков, бездонное голубое небо от края и до края дышит покоем и зноем. Гудит пасека от восхода и до заката солнца, трудятся пчелы. Хвойная прохлада бора, эфирные запахи полевых цветов становятся хмельными и зримыми, и черпай этот воздушный горячий мёд горстями, и пей эту волшебную медовуху.

В завершение июля полевые травы сорят зрелым семенем. В лугах и вдоль полевых дорог, в пшеничных полях, в хлебах тяжелых уже колосом, в овсах сорняком поднимается и дружно начинает цвести желтым цветом молочай. Мёд с разнотравья истинное золото, тяжелый, звенит в медогонке при качке. Дают взяток таёжные медоносы, донник и люцерна в полях давно скошены. Медосбор в Кузиных лужках до Ильина дня 2 августа.

Кузины лужки тесноваты для большого колхоза. Пасечники живут хуторами вдоль соснового бора. Передвижные вагончики на колесах ставят напротив ульев, теснясь к сосновому бору. Рядом обустроены крытые навесы летних кухонь. Дымокуры от гнуса и комаров в мангалах. Гнус редкий в сосновом бору, плодятся комары у реки, в заболоченных низинах, в густой траве. Там от гнуса дышать нечем. В тихую погоду комары долетают от реки до пасеки на яру. Без дымокура из сосновых шишек в мангале, синим вечером особенно, не обойтись. Кострами давно на пасеках не пользуются. В дождливые ночи пасечники печурки железные в вагончиках топят.

В этом году Таптун впервые пристроил к своему вагончику летнюю кухню. Для отдыха. В знойный день можно полежать. В вагончике духота. Комары в летней кухне не достают. Обедать удобно. Чай пить с душицей и мёдом. Пристройка летней кухни обтянута москитной сеткой, потолки накрыты черным целлофаном, армейская кровать с ватным матрасом прибрана для красоты светло-ореховым покрывалом.

В летней кухне пол земляной, стол, лавка, пара железных стульев для гостей. Вагончик поставлен под столетней сосной. В тени рослой сосны в летней кухне прохладно. День яркий стоит, на небе ни облачка. Утром Таптун приезжал в Канск заправлять «Ниву». Забрал из города и меня на пасеку. Час уже у мангала топчется Таптун, варит борщ на свиных ребрышках, которые купил утром на городском рынке.

  В День Победы жарим шашлыки. Лето отодвинулось  от весны далеко, середка июля, сегодня решили сварить борщ. Березовые сухие полешки в мангале горят весело, облизывая языкастым желтым пламенем чугунный казан с мясом, вода вот-вот забулькает. Дым от огня в мангале тянется редкой куделью, растворяясь над пасекой в голубеющую прозрачную дымку. Таптун складывает в казан нарезанную картошку, свеклу, мелко крошит на доске морковь, в банке квашеная домашняя капуста.

Я сижу в холодке под сосной, наблюдаю за пасекой. Ульи стоят на солнцепеке,  в паре шагов от сосны. Пчелы летают и плавно садятся к леткам ульев. Наслаждаюсь таежными гривами за Каном, любуюсь холмистыми лесными отрогами Восточных Саян. Река Кан лежит природной границей с лесостепью. Порубежье.

Рядом пасека Володи Лебедева. У Адмирала на точке трещит оранжевая немецкая переносная электростанция. Работает двигатель на бензине, выдает электричество, в вагончике медогонка с электроприводом. Два вагончика ставит Адмирал каждое лето на чистой пустоши, под огромными старыми соснами в тени, на месте дома   колхозного  пасечника Кузьмы. Один вагончик для проживания,  второй - для медогонки. Уже неделю до темноты Адмирал качает мёд. Живёт в человеке морская душа, как первая любовь. В советское время служил Володя Лебедев на подводной лодке «слухачом». Полюбил океан. Поэтому он для товарищей «Адмирал». День победы Адмирал встречает с Андреевским флагом над жилым вагончиком.

Таптун служил в армии  авиационным механиком, при самолетах,  на военном аэродроме. С Адмиралом они друзья детства. Крепкие друзья, каких поискать. У Таптуна над вагончиком 9 мая крепится вымпел военно-воздушных сил. А между адмиральским хутором  и летней кухней Таптуна, где-то в серёдке Кузиных лужков, привязан к елке длинный сухой сосновый шест, на конце которого в поднебесье гордо реет Красное знамя Победы.

2.Пасечники

Одиноким хутором ныне стоять с пасекой за городом не принято. Опасно. Многолетняя дружба объединяет мужиков в артели, ставят пасеки рядом, на виду друг друга.  Коммерсант Лёха Болганюк, владелец продуктового магазина в селе Бражное, Володя Лебедев из села Бражное, как и сам Таптун. Из года в год мужики пасечники стоят вместе. Старик Мавлютов прибился к ним из деревеньки Анцырь, что за Канском на правобережье. Давным-давно работал Мавлютов начальником «Газозаправочной станции». Таптун в советские годы был директором «Агроэнерго» Канского района; бывшие директора предприятий, добрые знакомцы четверть века. Поэтому старик Мавлютов не случайно прибился к бражинским пасечникам.

Мавлютов для своих семидесяти годов бегучий дед, говорливый. Одет он в спортивный немецкий костюм золотистого цвета, на босых ногах просторные резиновые боты. Серебристый ёжик стрижен коротко, лицом старик Мавлютов черен от загара, и внешностью смахивает на грека; ни минуты не сидит на месте: то полешки топориком колет, то стол прибирает на летней кухне, чай с душицей готовит. Пока Таптун управляется с борщом у мангала, на столе в летней кухне закуска появилась: свежие огурцы, копченое сало. Рыбу и сало коптит старик Мавлютов здесь, на пасеке, он и коптилку соорудил в низине между вагончиком и сосновым бором. Племянница Мавлютова живет в Австралии, прошлое лето гостила с мужем в Канске. Мавлютов привез на пасеку ораву гостей с переводчиком. Июль жаркий стоял. Арбуз в летней кухне на столе, мёд первой качки. Что тут было. Размаху и щедрости сибирских пасечников далёкие гости надивиться не могли. Впервые попробовали огурец с мёдом, арбуз с мёдом. Пили медовуху кружками и похваливали, накормили мы гостей и шашлыком до сытой отрыжки.

Костры в лесах на пасеках не разводят. На Енисее сушь стоит два месяца, таёжные пожары в крае на севере, рожденные сухими грозами, для тушения пожары не доступные  МЧС из-за отдаленности. Эти таежные пожары на севере выжгли животный мир в медвежьих углах  Красноярского  края.

Пока борщ не готов на огне у Таптуна, решили закусить. Пришел Адмирал. Мавлютов расслабился и притих после чарки самогонки настоянной на прополисе: лекарство!  Смотрю с тоской в дали дальние  за Каном, слушаю тихий говор мужиков в застолье. Что еще человеку надо для счастья?

Душа не принимает современную жизнь. И идёт эта жизнь параллельно той, которая продолжается в моём сознании. Мается душа, изнывает от безысходности и опрятной бедности. Многие годы рвется душа в Магадан, блазнится ночью проехаться в кабине "Урала" пыльной гравийной Колымской трассой до поселка Усть-Нера на Индигирке, где прожита молодость и зрелые годы. Ах, как желается провести короткое лето, северное жаркое лето на вольных речках, впадающих хрустальными водами в Индигирку; рыбачить на этих речках, жить в таежном зимовье, спать на бревенчатых нарах, ставить бражку - гнать вольно самогон в тайге; шугать зайцев и сохатых, которых в Якутии больше, чем таксистов в Москве. И топить в зимовье жестяную печку; сладко спать в теплой таёжной избушке; сладко вдыхать во сне запахи сухих смолистых бревен, наслаждаться отдыхом и влажной прохладой земляного пола человеческого жилья.

Борщ сварен, снят и поставлен на холодный второй мангал, который стоит рядом, накрыт железной решеткой и служит для поставы посуды, кастрюль и сковородок. Обедать никто не торопится. Солнце еще высокое. Перекусили. Работа с пчелами в ульях идет. Адмирал вынимает из верхних корпусов на ульях медовые рамки для откачки зрелого меда, на освободившиеся места ставит в корпуса сушь, рамки с чистыми от мёда сотами, пчелы заполнят эту сушь товарным медом. Адмирал громко кричит издалека, зовет от своих ульев старика Мавлютова.

- Александрыч! Ты матку хотел поменять. Иди, дам матку в клеточке - вышла из маточника.

Не посвященному, не понять - о чем толкует Адмирал старику Мавлютову.

У Мавлютова одна пчелиная семья с весны плохая. Матка оказалась «трутовкой»: весь посев «трутневый». Чтобы не погибла пчелиная семья без расплода пчел, Мавлютов изымал рамки с однодневным посевом из других ульев и подставлял в эту семью. Пчелы трудились, заливали молоком, запечатывали ячейки воском. Таким образом, поддерживался расплод семьи при трутневой матке. Менять «трутневку» надо было, конечно, раньше, но все как-то полноценной пчелиной матки не было для подсадки в улей. Так случается, когда пчелиная матка не оплодотворяется с трутнями при облете, могла матка и не выйти из улья на облет из-за случайного увечья, нанесенного пасечником при осмотре пчел. Трутни в улье живут недолго, нужны они для спаривания с пчелиными матками, происходит это при облете пчел весной, и когда пчелы роятся с молодой маткой. После спаривания пчелы выгоняют трутней из улья, их не кормят, поэтому вокруг улья подмор из трутней.

Мавлютов принес сеточную клеточку с пчелиной маткой в летнюю кухню, где на столе пластиковая баночка с медом, прикрытая крышкой от вороватых пчел. Пчелиной матке необходима еда в клеточке на то время, пока другая пчелиная семья не привыкнет к её запаху и пчелы начнут кормить матку в клеточке. Концом ножа старик Мавлютов, капля за каплей, наполнил медом кормушку в клеточке с маткой. После чего прошел к своим ульям, которые близко расставлены напротив его жилого вагончика. Снял с крайнего улья крышку, отвернул уголок положка из белой бязи, втиснул клеточку с маткой в промежность между медовыми рамками. Дней через пять станет ясно – приняли пчёлы или нет матку в клеточке. Если приняли, клеточка будет обсижена плотно пчелами, кормящими матку. Можно матку выпускать, трутовку она сама убьет. Но лучше, если сам пасечник выловит трутовку, что сделать не просто. Не просто, но можно.

3.Рыбалка

Отдыхаю душой на пасеке. И трех жизней не хватит насытиться окружающим миром. Места дивные. Далеко в долине блестит стеклом протока Рахманиха. Таптун и старик Мавлютов там рыбачат, ставят сети, шумят веслами по воде, гоняют рыбу в сетку. На уху всегда ведро наловят щук и окуней, не переводится в протоке и плотва с ладонь, ленок и хариус. И невольно вспоминается Крайний Север.

В далёком теперь 1983 году сплавлялся я в августе на байдарке по Индигирке. Выше поселка Дружины ежегодно рыбачат бригадами якуты и эвенки. В завершение светлого времени причалил к песчаному острову, заросшему чозенией - северной ивой, стояла там поодаль от берега и шестиместная брезентовая палатка. "Казанка" далеко выволочена носом на прибрежный песок. Пару деревянных ящиков от консервов поставлены на попа у притухшего костра, дымок сизый вьется редкой куделькой из подернутых белым пеплов угольков. Одинокий старик сгорбился, сидит на ящике, сложив крупные смуглые руки на колени, одет в телогрейку и ватные штаны, на ногах резиновые боты. Северное лето прохладное. Рядом с кострищем полное ведро ухи из омуля. Гостя ждет. Не говорит на русском старик, но речь мою понимает. К ночи приплыл к старику на "Крыме" его сын Димка из Белой Горы, за рыбой приплыл. Димка попросил меня утром помочь старику проверить сети, работая на веслах в лодке «Казанке». Звался старик Лукой Соломой. Сын его не стал ночевать, загрузил лодку мешками с омулем и ушел по ночной Индигирке вниз на Белую Гору. Утром поплыли с Лукой на моторе вверх по реке к сетям. Добывал Лука омуля для рыбозавода, чебака крупного размером с ладонь взрослого мужика, торчало в сетях много, старик чебака выкидывал, как сорную рыбу, попросил я чебака для себя, раз такое дело, Лука согласно кивнул. Сняли мы в то утро и две нельмы, рыба красивая, серебристая чешуёй, тяжелая на вес, приподнял за жабры - размером мне до плеча, касаясь хвостом прибрежной гальки. Жил я на острове у старика Луки неделю. Сын его приплывал за рыбой каждые сутки, стал просить меня остаться и рыбачить со стариком, шибко я деду понравился понятливостью, рыбацкой умелостью и смекалкой. Но у меня была цель дойти до бара Индигирки.  Баром зовутся устья северных рек. Август уже стряхивал желтую хвою с северных лиственниц. Сусальной фольгой звенели на ветру уже и листья ольхи и чозении. Я спешил сплавиться на байдарке до Белой Горы. В Белой Горе речной флот Индигирского пароходства, до бара на байдарке не дойдешь – река, что «симбир-море», а на сухогрузе "Сибирский" добраться до бара Индигирки можно. Там древнее русское поселение Русское Устье. 200 чебаков я присолил, и они вялились на жердях рядом с юколой из распластанного по хребту омуля, юкола жирно ершилась мясом от ножевых разрезов на дольки. Лука заготавливал юколу в большем количестве, вялилась юкола неделями на открытом ветру на жердях, которые он высоко расположил на подпорках вдоль песчаной косы острова. Жил я у Луки на острове и ломал голову, как вяленого чебака сберечь у Димки Соломы в Белой Горе, до моего возвращения на обратном пути в Усть-Неру. В один из дней подсел на косу острова вертолёт Ми-8 из Усть-Неры. Геологи Верхне-Индигирской экспедиции работали в районе Белой Горы, от геологов возвращались вертолетчики домой, подсели за рыбой. Бежит в летной рубашонке на холодном ветру знакомый механик Володя Воробьев, в кабине  при галстуке и в наушниках - командиром Валера Зедгенизов; радостно смеется, приветливо машет рукой; отдал пилотам всего вяленого чебака. В октябре возвращался из Чокурдаха грузовыми вертолетами до  Момы, откуда летали АН-2 в Усть-Неру. Местные рыбаки в Чокурдахе подарили мне "рыбу" - так зовут уважительно нельму в низовьях северных рек. Стояли уже холода, пришлось распилить рыбу ножовкой на куски и упаковать в мешок. И была отличная строганина из нельмы и омуля на моё тридцатилетие и к Новому 1984-му году, к столу.

 4.Дядя Ваня

Жилой двухосный вагончик на колесах старика Мавлютова поставлен в десяти шагах от одноосного  военного кунга Таптуна. Вагончики  в лесу на зиму   не оставляют. После вывозки ульев в конце  сентября, в первых числах октября Таптун тянет трактором  «Беларусь»  старый военный  кунг  в деревню. Трактор у Таптуна свой. Ставит Таптун  кунг на огороде после копки картошки. В огороде стоят и улья с пчелами до первых морозов, зимуют пчелы в омшанике.

В свое время, ходить за пчелами учился Таптун у дяди Вани Плющикова. Был тогда дядя Ваня в таких же годах, как ныне старик Мавлютов, фронтовик, слепой на левый глаз от ранения осколком при штурме немецкого укрепрайона  нынешнего Калининграда. Крупный в кости и грузный в старости дядя Ваня куда старше семидесяти лет тогда смотрелся. После войны дядя Ваня работал до самой пенсии в  Лесхозе. Кордон, где жил лесник Иван Плющиков в пятидесятых в  прошлом столетии, был расположен в Копайгороде, неподалеку от речки Аманашки. Добрый дом, омшаник для пчел, надворные постройки в связке. Удобное и прелестное жилье на Кордоне дядя Ваня Плющиков построил своими руками. В те далекие теперь уже годы дорога из Канска до деревни Тарая не была ещё отсыпана гравием. В дождливую погоду ЗИСы и «полуторки» едва выползали из широкого и долгого на подъём лога, вязли в  грязи, лопатами  копать приходилось под колесами, сыпать песок, так и прозвали шоферы это гиблое  место «Копайгородом». Тракт от Канска до Тарая пробит проселком в 1812 году, пробит  в лесах просекой осужденными за разные провинности солдатами царской армии, пленными французами после войны с Наполеоном. Тарай строился на берегу Кана военным поселением, таким он и был долгое время: с казачьими урядниками, с осужденными солдатами на поселении.

Ныне от кордона лесника в Копайгороде осталась едва заметная пустошь. Пчел дядя Ваня по-прежнему держал, и с конца апреля до первого снега жил рядом с ульями на летних пасеках. В советское время «Агроэнерго»  сотрудничало со всеми сельхозпредприятиями. Таптун, будучи директором, знал всех руководителей. Не сидел он в кабинете, ездил с электриками монтажниками, которые делали электропроводку  в новые фермы и коровники. Не редко сгорали в хозяйствах электродвигатели на насосах, приходилось снимать эти двигатели – ставить на их место рабочие, а сгоревшие электродвигатели увозились в цеха «Агроэнерго» на «перемотку». Июльским горячим днем и свернул Таптун свой «жигуленок» чернильного цвета  с гравийного большака на проселок, ведущий на летнюю пасеку к дяде Ване Плющикову. Дядя Ваня качал мёд, только закончил, пил чай с душицей в своем «скворечнике», так фронтовик звал укрытие от дождей.

Шибко понравилось Таптуну хозяйство дяди Вани в Копайгороде. Пасека поставлена высоко подле соснового бора,  который  стеной стоит по краю пологого лога Копайгородка на  западной стороне. Пасека на солнышке. Рядом с ульями на солнцепеке, лесок из десятка тенистых берез, под которыми Таптун рассмотрел рыжеватые плетни из речной лозы. В закутках, разделенных между собой все теми же плетнями из лозы, хрюкал кабанчик, рядом тянул к человеку свой мокрый нос пегий пятнистый бычок. Еще дальше паслась на длинной веревке, стреноженная гнедая кобыла; в отдельном закутке клевали зерно куры-несушки. В тени раскидистых старых берёз стоял и трактор «Беларусь», рядом двухосная тележка - площадка для перевозки ульев. А в поле за пасекой огород с огурцами на земле, грядки с луком и чесноком, росли здесь и редиска, и укроп. Тут же и капуста уже набравшая силу, кочанов пятьдесят в рядах. Цистерна с водой четыре куба.

Под высокой ветвистой березой дядя Ваня поставил в тень жилой вагончик. В распахнутый дверной проем видны ульи. В вагончике прохладно, в жаркие полуденные часы приляжет дядя Ваня на топчан и наблюдает одним глазом за пчелами. Кипрейные медоносы  шестнадцать гектаров лежат сиреневой скатертью до гравийного тракта, до моста над речкой Амонашкой на дне лога. На другой стороне речки, за логом, на покатых холмах  в совхозных полях дышит в такое время медом золотистый донник, который со дня на день должны скосить. Зрелое лето. Управляющий совхозного отделения «Степняки» всегда предупреждал дядю Ваню, когда начнут косить донник. Чтобы пчелы не погибали массово в мотовиле комбайнов  во время косьбы донника, еще вечером в темноте дядя Ваня закрывал «летки» ульев. Запирал в ульях пчел. Утром наблюдал за комбайнами на доннике,  держал пчел взаперти, пока комбайны косят. Ждал, когда комбайны уйдут с полей. После чего пасечник открывал летки ульев. И становилось  темно над ульями в воздухе от гудящих пчел, выпущенных из запертых ульев.

 -А ты купи у меня пару колодок с семьями, - однажды предложил дядя Ваня Таптуну.

- Будешь приезжать на выходные ко мне на пасеку, научу работать с пчелами, разведешь пасеку, - убедил он Таптуна.

Таптун давно подумывал о дальнейшей жизни при «капитализме». Столетие завершилось  «перестройкой» жизни в СССР.  Совхозы  и колхозы «капитализм» начал разорять. Работать стало не с кем. Купил Таптун у дяди Вани десять ульев с крепкими пчелосемьями. Купил он у дяди Вани и трактор «Беларусь».

И повелась у Таптуна пасека. На свой усадьбе в селе Бражное Таптун построил омшаник. Предприятие «Агроэнерго» не закрывал в Канске до последнего вздоха. За пчелами на летней пасеке в Копайгороде смотрел дядя Ваня, на выходные дни приезжал Таптун. Зимой дядя Ваня жил в благоустроенной квартире в Канске в районе гидролизного завода. Старуха его умерла. Решил он переселиться в село Бражное, ближе к Таптуну. Купили дом дяде Ване на краю села у реки. Стояла эта рубленая из бревен изба обособленно от улицы. Красивый сибирский дом на высоком фундаменте, с четырех скатной шиферной крышей. Выбор пал на эту усадьбу из-за крепких надворных построек для домашнего скота: есть катух овечкам и козам, зимний свинарник, хлев для кобылы с жеребенком.

5. Курящий козёл Гена

Козла Гену купил дядя Ваня в октябре на пару с козой Зойкой. Белые как снег мастью, не старые для развода козлят. Коза была дойная. Молоко дядя Ваня любил, но корову содержать на усадьбе сил нет, стар стал. Коза, решил он, самая подходящая для молока скотина. Поехали они с Таптуном в Канск на «блошиный» рынок, где в выходные дни торгуют живностью крестьяне из окрестных деревень. Козел Гена сразу привлек внимание Таптуна: хозяин прикурил сигарету и сунул козлу в зубы. Козел привычно зажал сигаретный фильтр передними крупными зубами,  желтыми от никотина и стал попыхивать дымом от сигареты, как заядлый курильщик.

 - А вон и коза, - заметил дядя Ваня привязанную к заднему бамперу «УАЗика» и беленькую козу Зойку. Не думали они покупать козла Гену, но хозяин уперся, и козу Зойку без козла не отдавал, семья, мол. Не стали разлучать козу Зойку с козлом Геной. Купили.

Коза Зойка оказалась с норовом, позволяла  выдоить молоко из вымени только дяде Ване. Доить на коленях козу дядя Ваня уже не мог. Построил из сосновых досок «станок», куда заводил козу Зойку, и было удобно доставать козье вымя во время дойки. На усадьбе дядя Ваня дал волю козлу Гене, вольно обходила огород к зароду с сеном и коза Зойка. Днем вольно гулял и бычок на огороде, кобыла вольно ходила по ограде и огороду, куда на зиму затянули гусеничным трактором зарод сена на поваленной березе. Одним курицам воли не было, старик откармливал  куриц до ноябрьских праздников и отрубал курам головы. Всю зиму ел куриные супы. Кобылу дядя Ваня  держал для развода жеребят на мясо, бычок набирал вес на откорме, тоже на мясо. Продавал мёд, жил старик без нужды, имея пенсию фронтовика. Помогал дочери в Абакан, брату и племянникам в Канске. Но роднее всех - все же, стал ему Валерий Семёнович Таптун.

В сумерках, за рекой, подал голос журавль. Курлыкал он надрывно, отчаянно звал свою подругу, и от этого курлыканья журавлиного, становилось тревожно на душе, и возникало желание подняться на крыло, и лететь клином журавлиным в неведомые края. Банальные мысли, а чувство от этого журавлиного курлыканья щемящее, важное и тревожное, как сама жизнь.

- Это к дождю, - определил Таптун.

Ливень случится на рассвете. А пока держалось парное тепло, тихий, пригашенный свет вечерней зори тонул в кронах высоченных сосен над пасекой и жилыми вагончиками.

- Ужин готов, - напомнил старик Мавлютов.

Таптун стал наливать черпаком из казана борщ в алюминиевые чашки, я относить эти чашки с борщом на стол в летнюю кухню. Мавлютов ушел к себе в вагончик, вернулся он с неполной бутылкой самогона, настоянного на прополисе. Таптун налил в своем вагончике литровую кружку медовухи. Пасечник Таптун, мой давний и любимый друг, знает, что крепкий самогон на прополисе я не пью, на пасеке только медовуху. В этот приезд я привез и подарил Таптуну гармонь «Хромку» Шуйского Горпромкомбината. Дома у меня собрались, в добрый час, три гармошки. Одну решил подарить другу. Пасека Таптуна без гармошки – это не пасека. И он это знал, и мы тянулись на пасеку к Таптуну отогреть душу русскими песнями под гармонь.

В сумерках, откурлыкал уже и журавль, когда в бору обозначился  шум  мотора. На пасеках держат собак редко на привязи. **** Муха жила при пасеке уже четыре года. Белая шерстью без помарки, умная **** не залаяла на «Ниву», идущую к пасеке по лесной дороге между сосен.

- Кто-то свой, раз Муха не лает. – Сделал вывод Таптун. Мы уже выпили и закусили борщом и копченым салом. Поднялись от стола,  вышли встречать позднего гостя.

«Нива» Валеры Короля  с удлиненной  рамой, с двумя дверцами, новая машина темно-синего цвета, в районе чуть ли не единственная такая. Народ покупает дорогие иномарки, годные лишь для асфальта. Король служит егерем в Тафаларском заказнике, который в Саянах. Перевалочная база заказника в селе Ашкаул. Там и «Бураны», и катера, склады с имуществом. Круглый год Король с сыном Димкой хозяйничают на этой базе. Заказник в верховьях Агула в Саянах охраняется егерями из Иркутской области. Хозяйственной перевалочной базой Тафаларского заказника в Ашкауле заведует Димка Король. Парню нет и тридцати, после пединститута успел поработать в школе учителем истории. Помогал отцу на базе, в конце концов, ушел из школы и устроился простым егерем в заказник. Поступил  учиться на заочное отделение в Иркутский  сельхозинститут на факультет охотоведения. Короля мы не ждали в такое время, знали, вчера он еще был в верховьях Агула, на озере Медвежьем. Король благодарен Таптуну по гроб жизни. За помощь в лихие девяностые, когда Таптун взял Короля на работу в «Агроэнерго» токарем. Там и появилась возможность клепать из моторных лодок водометы. Король механик – самоучка. Между собой мы зовем Короля Кулибиным.

Муха кинулась лапами на грудь Короля. Обняли по очереди друга и мы. В Канске у Короля два гаражных теплых бокса, это его мастерские. Король поставил там немецкий самогонный аппарат, и выгоняет из браги по своему рецепту отменной очистки самогон. Много народу нынче занимается самогоноварением. Вынудила к этому даже не дороговизна водки, а ее «паленость», частые отравления людей от «паленки», а на пасеке без медовухи и «прополисной» самогонки никто не живет. Король снабжал друзей. Мне он всегда говорил выпивши.

- Николаич, люблю тебя. Ты нам нужен.

Король принес к столу агульского темного соленого хариуса, бутылку самогона на прополисе. Любит Король гармонь. Но пока до гармошки не дозрели, захлебываясь от восторга, Король рассказал, как он управлял частным гидросамолетом, когда его вывозил с озера Медвежьего его друг, пилот «Боинга», у которого целая коллекция самолетов на частном аэродроме под Красноярском. Весь день и вечер, до приезда Короля, рядом по соседству стучал немецкий движок. Адмирал до позднего часа качал мед медогонкой с электроприводом, в специальном для этого вагончике. У Адмирала большая пасека. И каждый раз, бывая на больших пасеках, на ум приходит каторжный труд старателей на золотодобыче. Заработает старатель пятьсот тысяч за промывочный сезон, дорога на материк с Колымы обходится туда и обратно в сотню тысяч. На пасеке - числом за пятьдесят колодок, занимаясь любимым делом, рядом с семьей, пасечник получает меду на миллион рублей. Мед всегда востребован. Адмирал прекратил качать мед, собрался ехать домой в село Бражное на кузовном «жигуленке». Не отъехал, пришел поздороваться с Королем, увел его к себе в вагончик. Вернулся Король с трехлитровой банкой мёда, поставил банку в «Ниву».

Помянули добрым словом дядю Ваню, терапевта Владимира Николаевича Парфенова, который долгие годы держал у дяди Вани свои два улья пчел, доктор бывал на пасеке каждые выходные. Доктора мы любили. Построил Таптун и баню с парилкой на пасеке у дяди Вани. И при яркой луне, сидели мужики возле бани, распаренные, на бревнышке, рядом с кипрейным полем. Пели под гармонь сильные мужики песни, расслаблялись медовухой. Парились и отдыхали до рассвета. Прошло двадцать лет, годы и время смяли и дядю Ваню, и Парфенова. Земля им пухом, помянули чаркой молча.

6. Земная слава

Курящего козла Гену я не видел. Не так часто мы общались с Таптуном последние десять лет. Дядя Ваня, больной диабетом, лишился обеих ног. Дом в селе Бражное пришлось продать вместе с хозяйством. Дядя Ваня вернулся в городскую однокомнатную квартиру в районе гидролизного завода. Таптун купил для него кресло-каталку, помогал выживать, как мог, но дядя Ваня начал пить. Пенсия у фронтовика была высокая, пьющая соседка носила ему водку, сама с ним пила. Умер от водки. Доктор Парфенов к семидесяти пяти годам умом стал простоват. Пил доктор всю жизнь много и постоянно. Встречая иногда Парфенова в городе, я всегда давал ему сто рублей, он и выбегал на площадь Коростелева в поисках денег на похмелку. Но двадцать лет назад, когда не верилось, что гибнет СССР, мы были сильными, у каждого по сорок пять лет жизни за плечами. И какой жизни! Замечательной. Таптун имел два высших образования. Меня в 38 лет приняли в Союз писателей СССР еще студентом третьего курса в Литературном институте. В те годы я жил и работал в Якутии на Индигирке. Парфенов был известным терапевтом в Канске, которого уважали люди. Талантливый механик-самоучка Валера Король прибился в те годы в нашу компанию. И года не прошло, сделал по своим чертежам первый водомет с «волговским» двигателем. И мы, кто выжили в лихие годы на рубеже времён, храним дружбу четверть века.

- Семеныч! Расскажи про курящего козла, - смеется Валера Король. Козла этого он видел, давал ему и покурить.

- Не поверишь, Николаевич, - повернулся ко мне Таптун.

- Козел настолько обнаглел, что стал наводить свои порядки на усадьбе у дяди Вани. То бычка отожмет к забору, угрожая рогами, то кобылу в огород загонит. На Зойкин «станок» запрыгнет, шею дугой выгнет, рога выставит, глаза кровью наливаются. А борода у козла Гены, как у старика Хатабыча. К тому времени уже и пара козлят от козла Гены у козы Зойки на дворе росли. Баловали козла Гену. Пока дядя Ваня не видит, давали ему сигарету курить, - смеется Таптун.

- Однажды копот моего «жигуленка» копытами помял. Загнал я машину во двор, закрываю ворота. А козел Гена – прыг на передний капот! Я и воротину бросил, кинулся его сгонять. Согнал, закрыл ворота. Ходит следом, не отстает. Опять запрыгнул на передний капот. А зла уже нет на козла. Смеюсь. Козел рогами  машет вверх- вниз. Прикурил сигарету, сунул козлу Гене между зубов. Представляешь, картина: белый козел с сигаретой в зубах дымит на капоте фиолетовой «копейки»?!

Мы все дружно ржём. Представили.

- И ведь курил козел, как заправский мужик. Одного дядю Ваню козел Гена и боялся.

В те далекие годы Таптун постоянно ездил на «копейке» Жигулях фиолетовой окраски, которая числилась за предприятием «Агроэнерго». В грязь Таптун заводил для поездки на пасеку свою личную белую «Ниву».

Таптун сочно рассказывал о курящем козле. Однажды дядя Ваня поменял гнедую кобылу на молодого белого жеребца. Не объезженный еще жеребец двухлеток. Дядя Ваня планировал сдать жеребца на Канский Мясокомбинат. Бартером на колбасу.  Жеребец признал дядю Ваню. Но изумился наглости козла Гены, который стал наступать, угрожая острыми рогами вспороть брюхо жеребцу. Жеребец хватил козла Гену зубами за загривок, да как мотнет его в броске к забору.  Козел Гена вскочил и прыжками поскакал к козе Зойке в огород к зароду сена. Коза Зойка своего козла деспота по-своему усмирила, боднув его слегка в бочину. Присмирел козел Гена.

-Так и проходит земная слава! - Подвел черту под рассказом Таптун.

Он видел эту сцену с жеребцом и козлом Геной.

До гармошки «Хромки» руки все-таки дошли. Удивительной нежности звуки – две с половиной октавы, в умелых руках Таптуна, не позволили нам и рот открыть. Обошлось без частушек. Музыка звучала грустной и душевной мелодией. Рождалась эта музыка и лилась из души человека, рождалась талантом гармониста и гармонью! И не было желания нарушать этот божественный звук фронтовой «Хромки». И слышно было в сумерках за рекой, далеко за Каном в предгорьях Саян, эхом гуляет русская гармонь. Гуляет широко, по-русски. И вольно, раскатисто возвращается одинокая гармонь эхом по воде к пасеке над рекой.

На соседних пасеках перестали брехать собаки. Повеяло осенней прохладой из сумеречных таежных грив. На землю незаметно опустилась темная ночь. В летней кухне,  пристроенной  к кунгу,  светло от светодиодной ленты, подключенной к автомобильному аккумулятору. Приглушенно гомонят за столом хмельные мужики. Гомонят каждый о своем. Гомонят о жизни. Я ушел в вагончик Таптуна, в боковое окно видна пристройка летней кухни, мужики за столом. Звук из кухни не проникает в вагончик. Я топлю березовыми полешками железную печурку. На рассвете часто и дробно застучал дождь крупными каплями о железную крышу кунга.

Спят мои товарищи пасечники мертвецким сном в своих домиках на колесах. В вагончике жарко от печурки. Таптун спит на своем диванчике, раскинувшись, на спине, дверь распахнута, за тюлевой шторкой угадывается рассвет.

Не сплю, просто лежу, слушаю шум дождя. Жизнь.

                                                                                                                             1 марта 2021 г.