Биография
 Шелегов Валерий Николаевич родился 13 декабря 1953 года в городе Канске. Окончил  восьмилетнюю  школу №6 в 1969 году.  Поступил в Томский геологоразведочный техникум. В 1972 году улетел работать в Магадан. На Крайнем Севере прошла вся жизнь. В Усть-Нере работал в ВИГРЭ геофизиком, геологом на штольне в разведочной партии. Работал охотоведом Оймяконского района. В золотодобывающей артели "Мир". В 1996 вернулся на родину в Канск. Прозаик, поэт, публицист. Выпускник Литературного института имени А.М.Горького в Москве. Первый рассказ «Санька - добрая душа» был опубликован в 1984 году в журнале «Дальний Восток» №4. Автор книг: "Ленские подснежники", "Зелёный иней", "Пока горит костер Звезды небесной", "На Индигирке", "Оймяконский Меридиан". Книга прозы «Луна в Водолее» отмечена Русской национальной премией «Имперская культура» имени Э. Володина. Член Союза писателей России. Живет и работает в городе Канске Красноярского края.

ОДА РУССКОМУ ЧЕЛОВЕКУ
 
1.Вождь.                
     Артель «Мир» добывает ежегодно около тонны золота. Целая орда мужиков и баб трудится круглый год, чтобы изъять из участков земной поверхности золотой металл в виде хлебного зерна и мелких самородков с тыквенное зернышко.
     Зимой  бульдозеры ремонтируются.  Скважины бурят «шлеп-ногой»  на золотоносных полигонах,  для  взрывов.  Ведётся  «вскрыша песков».  После чего японские мощные «Като» и челябинские  «330-е» отвалами отгарнывают  за борта полигонов, снятую взрывами пустую породу.   Короткое северное лето. Но старатели успевают промыть, поднятые зимой  открытые  пески. Белые  северные ночи сливаются с белым днем в единый и рабочий ритм. Работают бульдозеры, толкают золотоносные пески к промприборам.   
    Горная река Малтан  и есть главный  «старатель»  участка  артели «Мир». Без проточной воды золото из песков не взять.
      
    Промывочный сезон мимолетный.  У председателя  артели  весь  год выходных  нет.  
     - Лёха-Малёха! – зовут мужики мальца, гуляющего по-хозяйски по ремонтному высокому боксу.  
     В дальнем  углу  ангара собрались кружком мужики. Старатели курят вокруг полубочки, врытой в земляной пол,  гогочат  в табачном чаду, рассказывают  анекдоты: обеденный перерыв.  Лёха шлындает по бульдозерному боксу в окружении трёх рыжих дворняг. Мальчишке пять лет,  бульдозеристы любят внука «Вождя».     
     - Батяня! – зовут мальчишку мужики в курилку.
     На «Батяню»  мальчик  отзывается.  «Батя»  для  старателей его дед – Клеймёнов Николай Николаевич, председатель золотодобывающей артели «Мир».   Для главного инженера артели, для горных мастеров, механиков и  начальников участков  Клейменов  «Вождь».

     «Вождь»  из шестидесятых  пришел в наше время,  сорок лет «старается»  на Индигирке. В своё время обучился на транспортника - строителя в Харьковском институте им. Кирова. Три армейских года строил Байконур.  Позвал друг  на Индигирку.  Клеймёнов принял на Нелькане золотодобывающую старательскую артель «Мир». Так и стал Вождем.
   
    После Рождества Вождь  вернулся из Москвы  рано на Индигирку.  До крещенских морозов привёз он с материка и внука Лёху. Сын Игорь  Клеймёнов  «старается» в «Мире» горняком.  Двухэтажный  шлакоблочный  дом рядом с Колымской трассой, на выезде из поселка  Усть-Нера,   Вождь построил  для своей семьи, первый этаж отдал  главному инженеру с главбухом. Контора артели «Мир». Отдельный вход  с улицы в кабинет Вождя.
     Ремонтная база артели «Мир» построена  над районным центром Усть-Нера высоко на плато,  в холмах предгорий. Горы над Индигиркой в этих местах заоблачные.  Заслоняют с юга посёлок от  солнца до февраля, пока высокое солнышко впервые за долгую зиму не заглянет в посёлок. Лютые морозы рождают туманы.  Не шибко ласковое место для жизни.
Не редко плотный туман покрывает поселок, воздух  застаивается и пахнет  угольной пылью,  гарью  автомобильных дизелей.  В боксах на базе артели  по-летнему тепло.
 
     За высотным забором старательской базы посёлок «Ремпункт».   На Колымской трассе.  Сорок лет назад  дома в поселке рубились из брёвен прочные,  веселые от новостроя.  Колыма в те годы  основательно обживалась.  «Валютный цех страны…»
      Время не пощадило  никого.  К  9-м лихим  «Ремпункт»  обветшал:  дома вкривь и вкось.  Для обогрева  домов  требуется уйма угля и дров. И население в ночное время возит на санках - в мешках уголь от старательской котельной, которая на территории промзоны артели за забором, рядом с поселком Ремпункт.  Уголь для котельной артель покупает в Магаданской области   на угольном разрезе.  Мне достается от главного инженера старательской артели Виктора Петровича Совкова  за этот уголь от котельной артели,  сварованный  жителями поселка Ремпункта. «Старшаком» ремонтной базы артели председатель артели Клеймёнов  поставил меня. Дисциплина в артели жесткая. За все на ремонтной базе артели отвечает  «начальник участка». На языке старателей – «старшак».

     Кочегарит в котельной «шерстяной», из донецких приезжих. На Ремпункте  в поселке у  родной сестры «шерстяного старателя» - кочегара   дом. Вася Руденко, заместитель преда артели «Мир»,  принял на работу «шерстяного»  - по ходатайству  его сеструхи.  У неё её доме  старатели частенько подгуливают.  «Шерстяной» борзеет.  Вождь  этого не знает. Отдуваюсь, но    мелочами не беспокою председателя артели.

    Обнаглел  «шерстяной» перед Новым годом. Пьяный каждую смену является. Пьёт у сестры с начальством артели. Зима лютая. Два ангара, набитые техникой.  Столовая, общежитие.
     Кончилось моё терпение. Однажды утром, «шерстяной» зашел в «нарядную»  расписаться в журнале.  Пьяным заступал на смену. Под утро протрезвел. Я ночь не спал - следил, чтобы кочегар не заморозил  систему отопления, не проспал котлы. После росписи в журнале, жестко решил побить «шерстяного»:
    - Пошли на двор, - вытолкнул его из вагончика на мороз.

      
 
     После драки,  «донецкий» кочегар стал приходить на смену трезвым.
     Достал пьянством и второй кочегар. В общежитии,  которое на  базе, где и сам живу,  этот старатель  имел отдельную комнату.  Жил  кочегар  с бабенкой из Индигирского Продснаба.  И я никак не мог привыкнуть к запойной кладовщице с Индигирского продснаба.

     Однажды ночью проснулся с необъяснимым страхом.  Ощупал батарею рядом с кроватью, а  чугун уже ладонь леденит.
    Четвертый час утра. Мороз лютует. Фонари по периметру базы едва заметные  в  морозном тумане.
Дверь в котельную подперта ломом  изнутри. Бился – бился: раскачал железную створку ворот в котельную, упала изнутри железный лом - подпорка.  Кочегар с пьяной жёнкой пьяные спят, обнявшись,  на угольной куче.  Грязные лица и руки чернее антрацита. Огонь под котлом еще не совсем угас.  Воды в котле почти не осталось.
     Заступая «старшаком»  на ремонтную базу, первым делом я изучил запуск аварийного дизеля-электростанции и систему подкачки воды в котел. Тепло в боксах –  первооснова  жизни старательской зимней базы.
     Растолкать до пробуждения пьяного  кочегара не получилось. Волоком оттащил обоих в сторонку от угольной кучи, чтобы не мешали. Потом  электронасосом  закачал воду в котел.  Вычистил золу под топкой, закидал уголь на колосники, тяга на мороз хорошая, но наддув воздуха включил. Загудела топка над остывшим котлом.  Удалось спасти от размораживания трубы в теплотрассе,  в боксах и в общежитии.                
     Вывез золу тачками на мороз. Настроил котельную работать.

     «Нарядная старшака»  -  обычный вагончик. Стоит он рядом с котельной. По телефону вызвал  милицию из посёлка, сдал старателя с его пьяной сожительницей   в «вытрезвитель».  
     Утром звонит Вождь:
    - Весь свет, писатель, ты насмешил.  Где кочегара искать? Теперь, сам работай…
     Справедливо. В артели правило: не можешь – не берись.  А взялся – делай хорошо! Плохо сделать всегда успеешь.  Двенадцать часов  я кидал лопатой уголь в топку,  следил за водой в котле, выгребал скребком под колосниками угольную золу, возил эту угольную желтую пыль  тачками на мороз  в отвалы, пока главный инженер привел человека для постоянной работы.

     До артели Совков Виктор Петрович служил вторым секретарем райкома партии Оймяконского района. Строгий мужик.  До райкома обретался  главным инженером  прииска  «Октябрьский».  
     В годы «секретарства» Совков изредка захаживал ко мне на улицу Советскую, где в ветхом  бараке времён «Дальстроя», я имел отдельную комнатку.  Этот «рабочий кабинет» администрация посёлка «выделила» мне, как члену Союза писателей СССР -   под давлением Совкова. С жильём на Севере - проблема.
     В прошлом  «оружейка»  «опер отряда ГУЛАГа»,  последние годы  пустовала под замком.  Комнатка восемь квадратов. От  батареи водяного отопления согрета; летом под полом вода. Я  побелил стены, перевёз от Натальи письменный стол и спальную кушетку. Окончательно поселился там, чтобы «учиться заочно в Литинституте».  Пришлось уйти из семьи. Однажды декабрьским утром,  вернувшись из общежития геологов  от «поэтов»,  обнаружил на   крыльце квартиры  свой чемодан с вещами.
    - Кадет проклятый! Убирайся к своим поэтам! – проводила Наталья  криком  в  форточку.
    - Ищи себе в другом месте «кабинет»! Дуру  нашел?!

     Спорить не стал. Потащился с чемоданом по морозу  на старую почту. Там работал электромонтёром Борис Душечкин, колымский поэт. Он  пристроил меня в радиомастерской на первое время.
    Неделю спал на снятых с петель дверях, пока отыскался свободный угол в коммунальных службах посёлка.  Письмо  от Союза писателей с просьбой выделить мне «отдельное жильё», как «члену Союза писателей», в райисполкоме имелось.
    Таким образом, мой уход из семьи - на три года до завершения учёбы в Литинституте,  во многом определил мою дальнейшую творческую судьбу. У меня не осталось выбора. Только писать. Другой работы не имел.
     В эту «оружейку» и захаживал второй секретарь райкома партии Виктор Петрович Совков.  Шел восемьдесят седьмой год. Я поступил учиться  заочно в Литературный институт. В Москве бывал весной и осенью.  
     После «отмены»  Съездом народных депутатов СССР в Конституции «5-го пункта» - о роли партии – «руководящей и направляющей». Райком партии в Оймяконском районе  скоро ликвидировался. На последнюю партконференцию, проходившую  в  Усть-Нере,  делегаты меня не пустили. Я не состоял в КПСС, пришёл как литератор, чтобы «зафиксировать историю».
      Совков  грубовато упрекнул:
   - Есть и без тебя кому историю писать.  
     Среди «делегатов» много людей с приисков. Лишь  Клеймёнов, председатель артели «Мир» на Нелькане,   душевно поздоровался за руку. Хотя и мало знакомые. Остальные с опаской огибали  холл, где  я стоял у высокого окна и ждал решения: «пустят  или не пустят присутствовать на партийной конференции»?
     Делегаты партконференции района проголосовали: «не пущать».  
     В артель «Мир» Совков и я пришли к Вождю  в один год.  Совков  на должность главного инженера.  Меня Клеймёнов пригласил  для беседы в свой кабинет.
      Клеймёнов  предложил:
     - Хочешь, сделаю богатым?
    Я отказался быть богатым.
     
     - Хорошо, - сказал Вождь.  Тогда  занимайся своим делом. Мы не бедные. Одного писателя прокормим.
 
        Я упёрся. Пожелал идти  «учеником» на бульдозер.
       - Учиться надо в Алдане. Зачем тебе это надо?- кисло отмахнулся  Клеймёнов.
       - На японских «Като» - электроника. Мужики работают! Хватит и у меня мозгов, - настаивал дать мне работу бульдозеристом.

    Клеймёнов задумался. Скоротечные решения не в его духе.  На бульдозерах японского и челябинского производства работали мужики с десятилетним стажем; постоянные кадры артели. Доверить дорогую технику ученику? Но Клеймёнов потому и  Вождь!  Батя  понимал простого старателя.  

    - Добро.  Надеюсь, трактором управлять  научишься, - согласился Клеймёнов.
      Но упёрся Совков Виктор Петрович, главный инженер:
    - Голову  мне снимет технадзор. Выбирай, писатель,  любую работу – слова не скажу. Но к технике  не допущу.
       Вождь развел руками.
    - Главного инженера  ещё могу уговорить, - засмеялся Клеймёнов. -   А вот Технадзор - бессилен. Иди, не морочь себе и нам голову. У тебя есть  работа – пиши.

    К  Вождю  в «Мир»  я пришёл четыре года назад.  Клеймёнов  сам позвонил мне домой,  позвал:
  - Валера,  знаю,  тебе тяжело. Приходи, потолкуем. Я тебе помогу.

    Телефонный звонок Вождя  был  неожиданным. Мы даже не знакомые.
 Председателя артели  «Мир»  знал понаслышке.  Начальник Госпожнадзора  майор Сашка  Попов мой друг.  Он  «инспектировал» артели и общался с председателями лично. О  Вожде  отзывался душевно. Жил я трудно. Нигде не служил. Наталья нервничала. Газетных денег едва хватало на папиросы. Коля Шелях, младшенький сродный брат из Сибири –  работал сварщиком - «старался» в артели «Западной» у Бушмакина, и каждый год помогал деньгами для поездки в столицу.  Я учился на третьем курсе Литинститута.  Готовилась к изданию первая книга. По рукописи книги и публикациям в журналах меня приняли в Союз писателей  СССР.

   На приглашение Вождя пришел.
   
   В конторе «Мира»  тесно от старателей. Галдёж.
  - Тихо!
И наступила тишина. Только запели хрустальные брюлики люстры под высоким потолком. Такой у Вождя  сочный и мощный баритон.
  - Вот, Сан Саныч! Пришел русский писатель. У него есть то, чего мы с тобой не купим на всё наше золото – это  душа русского человека! Придумай ему должность. Положи оклад. И пусть он  занимается своим делом. Пустяками человека не беспокоить.
     Сказано это было  Губареву Сан Санычу,   заму председателя артели по кадрам. Мне уступили край стола. Сан Саныч подсунул чистый листок бумаги.
    - Распишись. Число не ставь, – попросил Губарев.
   -  Номера счета нет в Банке?, - удивился Губарев.  И согласился  мою зарплату перечислять  моей жене Наталье на книжку?

    Народ схлынул быстро. Остались мы в кабинете с глазу на глаз. Клеймёнов выбрался  из кресла  во главе долгого стола. Остановился у карты СССР на стене кабинета.
   - Валера, скоро русские начнут отсюда разбегаться. Тяжёлые времена нас всех ждут. Вот карта страны. Ткни пальцем в любой город, и я куплю тебе там квартиру  из своего председательского фонда.

    Я помолчал, пораженный предложением. Мне, конечно, было многое известно о старателях. Клеймёнов завидно, по отзывам людей, отличался от своих коллег – председателей. Золотодобывающая артель – такая мельница, что любого сотрет в порошок, если станешь показывать норов. И уж точно, работа там не для поэтов. У Вождя  работать было безопасно людям в том смысле, что Батя  сам любил неординарных людей, выслушивал их и не обижал.  Боялись  Вождя  его заместители до дрожи  в коленках,  до заикания. Гигант внешне,  Вождь  и в словах,  и в поступках не проявлял мелочности, не жил, злопамятным и сволочным. «Каждому – своё», - вершил справедливо  Клеймёнов. Народ знал это. И устроиться работать в «Мир»  к Бате было не так-то  просто.

    Я молчал,  пораженный предложением купить мне квартиру.
                
    Вождь  вернулся  в свое  кресло во главе долгого стола.
    Широкий  в плечах. Всё в облике  Вождя  крупное – изящное, будто точёное из античного  мрамора.  Кучерявится седым волосом грудь под распахнутым воротом клетчатой рубахи. Просторная меховая безрукавка  скрадывает  полноту;  лоб породистый – высокий  с   залысинами.
    Подчёркивает античность образа и шелковистая русая борода,  в меру подобранная ножницами.  Умный взгляд таит в себе нечто такое, что если носишь ты камень за пазухой,  камень этот не утаить.
    Фамилия Клеймёнов на Иртыше знатная.  Вождь – потомок  иртышского казачьего атаман «Клеймёного». Клеймёный - сподвижник батьки Ермака.  

    Клеймёнов  продолжил, заметив моё замешательство.
   - Валера, все эти годы я следил за твоей судьбой.  Честно живешь,  хорошо пишешь. И я не хочу, чтобы  талантливый русский писатель  спился и сгинул от безнадёги. Мне не трудно тебе помочь. Хочешь, сделаю богатым человеком?
    Клеймёнов предлагал это уже второй раз.
    И второй раз я отказался сделаться богатым.
   - Третий раз я не предлагаю,  - закрыл тему Вождь.

 
    Разговор  неожиданный для меня и тяжелый. Впервые столкнулся с такой бескорыстной оценкой моего литературного ремесла.
    Вождь, прежде чем пригласить меня, подумал хорошо.
   На покупку квартиры для семьи я согласился.
   
   В апреле  Вождь  оплатил из «председательского фонда»  квартиру в Канске, купленную в  доме с «долевым участием».

    Прошел год.
    В конторе артели «Мир» бывал не часто, чтобы не мозолить глаза ревнивым заместителям  Вождя.  Тихо и незаметно обитал  в  ветхом бараке на улице Советской.  Если требовался  семье,  звала  дочь.
    Наталья посмеивалась:
    - Кадет, проклятый…
    Дочерей и Наталью любил и тосковал  постоянно.
    Так складывалась жизнь.

    За пару недель до Нового года  зашел в контору к Клеймёнову.  Вождь  был не один. Ругался он на Сан Саныча Губарева так, что тот дар речи потерял:
    - В артели столько народу числится, а на свинарнике работать не кому.  Уткин  сдохнет на Малтане без помошника. Триста свиней в говне тонут!  Молочных поросят вам к Новому году?! – ревел Вождь на своего заместителя по кадрам.

     Много лет назад, будучи  «молодым специалистом»,  я работал на Малтане,  техником - геологом на штольне - от  Верхне - Индигирской геологоразведочной экспедиции. В те годы на речке Малый Тарын базировалась разведочная партия. После разведки золотоносной россыпи,  Индигирский ГОК отдал месторождение старателям.  В общежитии геологов, в котором  я когда-то обитал, теперь располагался свинарник на триста свиней. Я хорошо представлял озабоченность  Клеймёнова. Сам я вырос  в своем доме, при свиньях в стайке,  при корове в хлеву, в частном секторе на окраине Канска. День не уберешь загон, в навозе тонет скотина. А свиней еще поить и кормить комбикормом надо дважды  в сутки. Обогревать от лютых морозов. На долгий барак две печки из бочек. Дрова пилить бензопилой на морозе. В общем, ад, а не работа. Понятно почему,  опять  кто-то не выдержал и сбежал  с участка. От районного центра до участка Малтан сотня  верст. Участок «Малтан»  за прииском «Нелькан». Летом дорога на Нелькан  через горный перевал. Зимой перевал непроходим, переметается снегом; машины едут по зимнику на реке  Индигирке.

    Я принял решение.
    Вечером за ужином, при детях объявил:
  - Надо артели помочь. Новый год придется встречать без меня.
    
    На другое утро пришел в контору артели в полевой  зимней одежде, с рюкзачком за спиной.
  - Николай Николаевич!  Я с женой посоветовался, и решили: надо помочь артели. Поеду на Малтан к Уткину.

     Вождь выслушал, думая о своём.
   - Мне нравится твоё отношение к артели. Вижу, готов и  ехать, - улыбнулся Клеймёнов.
   - Прямо сейчас, - подтвердил я. – А что тянуть?
   - Хорошо.  Шофер на УАЗике  отвезёт тебя на участок. Когда появится замена тебе на свинарнике,  вызволю, пообещал Клеймёнов.
Не прошло и часа, как  мы выехали на участок «Малтан» на председательском  автомобиле.

   2. Старательский участок "Малтан"
   Толя Уткин  русский «вечный трудник». Всё умеет, все может и на трудности не ропщет. Добросовестный, худощавый крепыш. Улыбка слегка застенчивая, грустные все понимающие глаза. К сорока годам изработался от своей безотказности. Без помощника на свинарнике он обходился неделю, но поросята у него не голодали. Хлысты лиственницы распилены на чурки и печи добротно греют свинарник. Сил доставало у мужика чистить только у маток с подсвинками, чтобы не простыли поросята. Взрослые же кабанчики  бултыхались в загонах по брюхо в жидком месиве.  Вот судьба! Когда-то в бараке жили романтики геологи, звучали гитара и смех. Теперь голодный рёв сотен поросячьих глоток.  Свой поселок  артель «Мир» поставила  на версту ниже бывшей базы разведочной партии геологов ВИГРЭ.  Барак общежития в старом посёлке не стали разбирать,  приспособили под свинарник.

    В артели не принято появляться на участке в тайге без водки.  УАЗик привёз меня к домику рядом со свинарником уже при звездах. Толя пить отказался. Водку оставили к Новому году. Поели вареной свинины, попили крутого чая и за дело.  У старателей не принято «оставлять дела на завтра, а женщин – на старость».
    Уткин – крестьянского рода из Старого Оскола. У  золотодобывающей артели «Мир»  в тех краях  «подсобное хозяйство артели». Свекла с полей колхоза перерабатывалась на сахар для артели; хлебное зерно с нив колхоза  на муку и комбикорм для свиней; мёд с колхозной пасеки; говядина в тушах мороженая. На Индигирку грузы доставляют  артельские КАМАЗы.                

     Красная рыба кета вылавливалась старательской бригадой в магаданских нерестовых речках.  Картошка сибирская в ящиках в тёплом складе; дикая оленина из-под ружья эвенов  в ледяной штольне. Вождь  не экономил на старателях. Кормил людей. Давал зарабатывать.
     В Старом Осколе артель  «Мир» держала дорожную технику, перевалочные склады.  В сельской местности старатели строили дороги.  Придет время  и Клеймёнов   отдаст  базу своим соратникам - Синегубову  в Старом Осколе.  Сам переберётся с семьёй жить под Москву на Мытищенское водохранилище.

    Для вывозки навоза из свинарника приспособлена полубочка корытом на салазках. Вдвоем запрягаешься в гужи и тянешь – рвешь жилы. Обратно с мороза тянешь на этих салазках воз смолистых чурок для печей. Сырая лиственница тяжелая, на лютом морозе колется топором, как стекло.  Мешки с комбикормом в холодном складе. Триста килограммов на одну кормёжку.
     Рядом со свинарником, на тракторных санях гора льда, колотого на озере. Вокруг горячих печей жмутся железные бочки.  В них закладываются куски льда. От холодной воды свиньи простывают.  Печи топятся дровами и углём до малинового жара. Лёд тает. Тёплую воду  вёдрами черпаем и носим в корыта свиньям.
    И так дважды в сутки. Времени хватает только на сон.  Первую ночь после  приезда, работали с Уткиным по-старательски.  До рассвета  вычистили от навозной жижи все загоны.
     Выспались. Опять за работу. Разворошили из-под снега огромную гору древесных опилок. В артели летом пилят брёвна  на лесопилке. До морозов опилки вывозят к свинарнику.
     Проходы посыпали опилками. Накормили-напоили наших «робят-поросят».  Кабан  видом лесного вепря с клыками - оказался лютым и прытким, несмотря на громадную тушу.
    Окрестил я его «Борисом Ельциным» - больно уж внешне похож!  Кинулся на меня хряк, когда зашел в его загон чистить.  Отходил  совковой лопатой от души.
    Толя смеётся:
   - Скотина-то в чем виновата?
    Хряк Борька перестал  кидаться и кусаться, когда у него чистишь клетку, и засыпаешь в корыто сухой комбикорм, льешь пару ведер тёплой воды. Зверем хрипит, но пятится от железной лопаты в лоб. Так бы Ельцина  за его дела. В урочный час.  Да не случилось для России «урочного часа».  Растерялась, притихла Матушка наша Россия.

     К новогоднему столу Толя Уткин выбрал не совсем уже, но «молочного»  поросенка. В поселке  старателей, в столовой включили электрические печи на кухне.  За сутки до Нового года нагрели столовую.  Поросенка изжарили в духовке. Приехал с Нелькана Герой Социалистического Труда Трунов,  старый друг Вождя. «Героя» Трунов получил на госдобыче и был местным «стахановцем».  В поселке старателей живет сторож, «смотрящий» за участком. Четверо нас.
    И напились мы, как свиньи. Утром опохмелились.   1 января  впряглись в работу. Трунов выдал со склада негашеной извести. Порядок в свинарнике навели такой, хоть в тапочках в проходах ходи. Белизна побелки на досках клетей забавляла нас самих.
    - Вождь  бы увидел, - вздохнул Уткин.
   – Но он никогда сюда не зайдёт.
    - Зайдёт, - успокоил я Уткина.  Обещаю,  попрошу оценить наши труды.
     Мне тоже хотелось, чтобы председатель артели  похвалил  старателя Уткина.   Клеймёнов  ходил в лютые морозы   в летном  тёмно-синем комбинезоне, поверх которого накидывал  меховую командирскую куртку. На крепких ногах надеты  блескучие мехом торбаза из тёмного камуса; чёрная норковая ушанка и русая борода.  «Аттила». Клеймёнов чистоплотный  не только в словах и в делах, но и внешностью в одежде,   речь всегда умная и  яркая, по делу.

    В апреле Клеймёнов приехал на участок. Снега еще глубокие, не тронутые теплом. Ежедневно над долиной  Малтана искрится низким коромыслом яркая  цветная радуга; близкая, хоть руками трогай. Солнце и белизна снегов ослепляют.  

    Малтан  без людей пребывает в сонной дремоте,  серыми  домиками и бараками едва  заметный поселок  среди глубоких снегов. В боксах пора начинать ремонт бульдозеров; чистить ледник – старую штольню в горе за рекой. Работы предстоит много, начали подъезжать с материка старатели. Вождь приехал с оценкой дел.
    Приехал Вождь не один.  Мне  замену привез - двух рабочих «молдаван».  И стало жаль наши с Уткиным труды.  «Молдаване»   слывут вороватыми.  С комбикормом  весной везде проблема. Рядом прииск Нелькан.  Набьют теперь дорожку на Малтан приисковые хозяева, кто свиней держат. Да и поросята  хорошо подросли.  Свинарник не «актирован»,  подсвинков – кто их считал? Точно пустят под нож молодняк. Расстроился я, размышляя о будущем артельского свинарника.
    
    В свинарник заглянуть у Клеймёнова   не было намерения  – не его уровень.
  - Ладно, уважу, раз утверждаешь, что торбаза не измажу, - согласился он на мою просьбу зайти в долгое зимнее здание.
    После осмотра свинарника,  Вождь  подозвал стоявшего в сторонке от машины довольного Толю Уткина.
    - Собирайся с нами в Усть-Неру. Поедешь в отпуск.  Отдохнешь в Старом Осколе. К началу промывки вернёшься.

     В 1995-м году семья моя на материк перебралась окончательно. Квартиру в Усть-Нере  Наталья продала. Артельский КАМЗ   увёз контейнер с вещами в Магадан.  Из бухты Нагаева  на сухогрузе контейнер плыл до Находки, до железной дороги; за счёт артели железнодорожный контейнер с вещами благополучно доставился в Канск. Я остался  зимовать на Индигирке. Клеймёнов назначил меня «начальником участка». Назначил «старшаком».

     О Вожде  часто думаю. Почему именно он позвал и помог? Предки  тобольских казаков, пришедшие в Сибирь с Волги с батькой Ермаком, рождённые у костра, радели  о  Святой Руси. Державу Российскую до Тихого океана поставили.  Отечество, по утверждению Льва Толстого, создали казаки. «Казачьему роду – нет переводу». Прав Достоевский: «широк русский человек…» Но «сужать» его все-таки грех. Это уже будет не русский человек. А какая Россия - без русской души? Без таких людей,   как  Вождь -  Николай Николаевич Клеймёнов?!
    Предупреждал Сын Божий: «Придут и Именем Моим назовутся. По делам их судите. Не верьте слугам дьявола…».
 

    Наши Души наследуются  внуками. И это всегда так. Человек рождается и начинает жить. Богом ему изначально назначена мудрая душа – всё предопределено свыше. Но так уж устроил Господь мир, что тварь живая  обязана растить своё потомство. Человек в отличие от твари,  растит  духовное древо своего рода. И «учительство» новорождённой  Душе исполняется  мудростью.
     «Мудрость была всегда; прежде пределов вод земных; прежде Земли и неба».
     «Была художницей у Бога».  
     Почему часто дети  - так не похожи на родителей и внешностью и характером?!  А  повадками и  ликом  в  дедов и прадедов?

3. Внук Лёха и голуби.
На зов мужиков в замасленных комбинезонах, чумазых от тракторной смазки, внук Клеймёнова подошел к курилке.
   - Батяня! Ну-ка изобрази в лицах, как нас сегодня оттягивал Вася Руденко? – просят  пятилетнего Лёху  мужики, сидящие кружком перед полубочкой для окурков. Лёха  -  «Батяня» – вылитый Клеймёнов.

     - Я сегодня почему-то очень добрый, - понимает игру слов Батяня -   Поэтому, пользуйтесь, рабы, моей добротой.  
      Батяня натурально изображает  в лицах зама председателя артели Васю Руденко. Также пыхтит, пыжится, говорит,  отдуваясь, надув румяные щёчки.

     Старатели падают от смеха. Гогот стоит такой, что слышен за стенами ангара.
     Батяня одет форменно, как и его дед – председатель артели «Мир». Сшитые на заказ - «лётные» ползунки и меховая «лётная» курточка.  Из оленьего камуса торбаза; шапчонка норковая на затылке открывает чубчик и светлое курносенькое личико. Глаза золотыми крапинками светятся смешинкой. Приклей бороду ребенку и вылитый Вождь! Мальчишка развит не по годам.  Кажется, весь дедовский опыт –  опыт  Вождя племени старателей  в нём уже обретён.
    - Ну, ты даешь! Лёха – Малеха! Батяня, изобрази деда.
    Батяня снисходительно бросает опытный взгляд на земляной пол. Хмыкает.
    - Что, целкость потеряли? В бочку попасть уже не можете? Окурки везде разбросаны.

    Опять хохот.  Вождь терпеть не может грязь в боксах. Сам председатель не гоняет – бесятся его заместители. Иной старатель из лени подняться не хочет до полубочки; швыряет окурок издалека и промажет мимо «урны». На разводе закрепляется «уборщик» бокса. Следят за чистотой старатели по очереди. Маленький Батяня папиросный дым не переносит, даже его дед  в кабине своего «уазика» не курит.

    - Надымили! Так бы работали! – продолжает «спектакль» Батяня. –  Перекрою кислород.
     Опять хохот.
    - Как скажешь, Батяня. – соглашаются мужики.  Поднимаются и идут к тракторам.
    - Батяня, раз уж ты такой справедливый, прикажи выдать «норму» к празднику.
    Лёха – Малёха соображает: «норма» в артели - спиртное.
    - Хорошо! Дам команду Васе Руденко. – Хмурит брови, как дед. Это уже и не игра слов, понимает Батяня. Мужики передают свою нужду председателю артели.

      Клеймёнов  рычит на своих подчинённых:
    - Старателя я люблю! Обязаны и вы его любить, а не гнобить. Он нас кормит, а не мы его…
    Артель «Мир» шефствует над семейным детдомом в Усть-Нере. Детский дом в высотной кирпичной коробке рядом с Школой. Дети в  детдоме  собраны из всей Якутии. Большинство русские ребятишки.  Живут «семьями». Одну «семью» опекает  артель «Мир», ни в чём детям нет отказа. Артель «Мир» на Индигирке - наипервейшая.  Богаче её только артель «Богатырь».  Клеймёнов  заботится о своих  людях. Не гоняет  рабочих «завтраками» за расчётом после закрытия сезона. Чем шибко грешат в  других артелях.  

     Но внук Вождя  приходит в тракторный бокс  не для забавы с мужиками: голуби под крышей ангара зимуют в тепле. И это дивно – на Полюсе холода. И диво это только в артели «Мир». Кто-то минувшим летом привёз пару сизарей с «материка». Хозяин птиц «отстарался» и покинул Индигирку. Пара голубей чертила небо над посёлком до самых заморозков. Когда и как  проникли голуби в тёплый ангар, один Бог знает. Знак для артели добрый: вольная птица нашла спасение  от лютых холодов под крылом  «Вождя Аттилы»  суровой старательской «орды».
    Внук  Вождя  - «Батяня»  пятилетний Лешка чем-то походил на этих беззащитных, но в тоже время  сильных и вольных птиц.
 
    Механик базы Иван Шершень соорудил кормушку у дальней  от ворот стены. Подвесил на веревках крышку от фанерного ящика к швеллеру; под кормушкой перевернул  на попа железную бочку.  Лёха с этой бочки доставал ручонкой  до кормушки,  сыпал голубкам жменьками просо.
     В боксе зимовали и артельские бесхозные псы, такие же чумазые от земляной пыли, как и комбинезоны слесарей. Маленький Батяня тащил в сумке косточки из столовой, распределял их псам, чтобы не ссорились собаки. Однажды Вася Руденко приказал отстрелять собак. Батяня вступился. Теперь псы живут в тепле, сытые отходами столовой.
     Старатели собак не гонят – это хоть какое-то напоминание о далеком доме, во дворе которого обязательно живет свой голосистый сторож.
    - Пойдём, - кивнул Батяня механику. – Покормим голубей.
     Лёха-Малёха подражает деду автоматически. Даже этот кивок головой знаком старателям, таит в себе нечто такое, от чего иногда мужики бледнеют, когда этот кивок сделан Вождем.

    Три рыжих собак двинулся за ними. У Ивана припасено ведро с пшеном за бочкой.
   - Помочь? Вот так!
    Иван подхватывает парнишку и ставит на днище бочки. Батяня оглядывается вниз,  ждёт.
   - Ах, забыл! - Иван бежит в курилку за стулом.
   Теперь Батяне ладно. Со стула он достаёт кормушку подбородком. Тянет жменьку пшена к переступающему кособоко голубку.  Коготки птицы скребутся по фанерному днищу, но голубь не пугается мальчишку, не взлетает с насиженной кормушки. Он прихрамывает; кто-то ранил, швырялся камнями.  На кабинах и капотах тракторов голубиный помёт.  За грязь Вася Руденко  гонял до злости: попробуй не отмыть голубиный помёт!  Начальство  шкуру спустит.
    - Бедненький! – Жалеет Батяня зашибленного  голубка. – Не бойся, мой холоший.
    -Подай ессо горсточку, - просит Ивана.
     Обычно Батяня не сюсюкает.
     Иван без дела пшеном не сорит, подает малыми горстями.
    -Ну, со так мало? - нетерпелив Батяня.
    -Ес-со!
    Иван протягивает горсть «ессо».
    - Гуля – гуля. Дугачина, я зэ тебя не обидю.

     Поскрёбывание голубиных коготков о фанеру прекращается.
    - А ты боявся, - кормит Лёха голубка просом с ладошки.

    Не пугается пятилетнего Лёшку  и белогрудая голубка. Планирует на крыльях со швеллера на фанерную кормушку. В боксе зимуют и воробьи. Пересыпаются стайкой вкруг кормушки, но не садятся. У ног Ивана повизгивают  рыжие чумазые собаки, будто радуясь за своего повелителя  Батяню.  Идиллия! Мужики перестали стучать железом, наблюдают от тракторов. А Батяня заливается счастливым смехом так, что  у дальних ворот слышно.
   Загремело железо больших створок ворот. Значит,  Клеймёнов  в бокс зашел с мороза.
 - Слезай, дед идёт. – Хочет Иван снять со стула Батяню.
 - Слышу! - Недоволен Батяня. - Я ему голубка дам подержать.

   Вождь  идёт по боксу вразвалочку. Сегодня он без свиты.
   - Не проголодался? – Снимает внука со стула и ставит перед собой.
    Косится на жёлтое просо вокруг бочки.
   - А то в столовой кисель тебя ждёт, - говорит дед внуку.
   Кисель из брусники Лёха-Малёха обожает. Ест его ложками из глубокой фарфоровой тарелки, как суп. Клеймёнов тоже вынужден «любить» кисель.


  3. Ода русскому человеку.
    В столовой на раздаче очередь. Обед только начался. Столик председателя артели «Мир» в глубине зала у высокого светлого окна. Поверх стекла натянута пленка, оттого свет в окне матовый.  Зима на дворе. Плёнка сохраняет тепло.
    В очереди оживление, хохот от анекдотов. Теснятся, дают свободное место Клеймёнову  у раздачи.
    Вождь  не любит, чтобы ему прислуживали у стола. Сам по-хозяйски оценит порядок у плиты, выберет блюдо. Питание в артели за счёт «председательского фонда». Выбор блюд хороший. Оттого часто из посёлка к Вождю  гости к обеду бывают. Сегодня никого нет.
    - Только кисель! – Важно требует Лёха-Малёха. Ему и не знаемо, что кисель варят только для него. Старатели пьют чай.
     Забирает тарелку с холодным киселем и на вытянутых ручонках несёт к столу.
     Клеймёнов  отказывается от борща, берет жареную оленину, картофельное пюре.
   - Жаль, - сокрушается повариха. – В поселковой столовой такой борщ на вес золота.
   - Старатели - заработали, - гудит Вождь.
   - Наташа! Ты ведь знаешь, не люблю повторять! Опять?- заметил непорядок в столовой Клеймёнов.

   На краю разделочного стола Вождь  заметил пожеванный сигаретный окурок в губной помаде. За привычку курить возле плиты повариху Наташу кличут за глаза «Окурком». В артели у всех есть «погоняло». Вторую повариху  нежно кличут «Дюймовочкой». У Дюймовочки не переводится летом на участке бражка. Когда Вождь  на полигоне или в Нелькане,  старатели водят хоровод вокруг Дюймовочки.
     В старательских артелях круглый год  «сухой закон».  Но на «День металлурга» -  в июле!  Исключение делается:  кто не в рабочей смене, отмечают праздник в столовой за накрытым для всех праздничным   столом. Профессиональный праздник.  И Вождь  во главе стола. На День металлурга в  посёлке старателей на Малтане одни свиньи трезвые. По едкому наблюдению поварихи  Натальи - «Окурка».  
    Летом поросята роются вольно в загоне за изгородью - рядом со свинарником. Стадом бродят по старательскому посёлку; часто гоняются с рёвом за собаками, отгоняя псов от полубаков с отходами  в бочках за углом кухни. Постоянное лежбище у свиней в лужах на задворках столовой.
   Старательский посёлок Малтан летом наполнен людьми, оживлён  в белые ночи. Но шума нет.  Работаю сменами по двенадцать часов.  Соблюдается тишина для отдыха.
    Долгая теплица для овощей  каждый год накрывается плёнкой  в отдалении от домиков и бараков. Изнутри подсвечивается лампами дневного света. Издали эта теплица видится нарядным белым пароходом на рейде. Там музыка не запрещена.  Радует душу.

     Вождь сам никогда  не лишит  «трудодня» за провинность. Дисциплина держится наказанием  трудовым рублём.  В завершение промывочного сезона  «трудодни» - расчёт старателя. За халатность к технике, за отлынивание от работы, рабочий может быть наказан «трудаком», то есть вычетом одной отработанной смены. Поэтому разбрасываться «трудаками» - себе дороже.  Артельский закон суровый,  но справедливый. Горные мастера, механики  и энергетики – отвечают за свои участки работ.  Клеймёнов  стружку снимает  за недосмотры жёстко. За окурки на плите Наташе поварихе не раз выговаривалось председателем артели.  Внук Лёха-Малёха вступался.
   - Не обижай её, дед. С женсинами разве можно воевать?
   - Нельзя, - соглашался Вождь.  И поварих  его  заместители  не гнобили.  

    У «Мира» несколько полигонов. Малтан самый обжитый и благоустроенный посёлок. Другие участки не менее благоустроенные  и веселые для работы и жизни. Но Вождь  любит Малтан. Для него здесь содержится в чистоте и порядке «командирский» вагончик.  В летнюю пору, рядом с горной речкой, белыми ночами красота. На Севере все живет захватывающе мощно, ярко и скоротечно.  Поэтому и лиственница, вечером голая,  утром уже вся нежной зеленью укутывается в добрый час.  Другому кустарнику и суток хватает, чтобы  ягодку в соцветии зачать. Мох ягель персидскими дорогими коврами устилает предгорные плато и склоны сопок. И везде – куда не глянь,  хозяйничает в  августе сиреневый  Иван-чай! Полыхает  багряным  копеечным листом колымская стелющаяся березка.  Ах! Колымское лето! Сколько мощи и воли в тебе! Сколько жизни и тишины в неоглядных горных увалах и долинах.  

    Дело своё Клеймёнов  любит.  Людям своим  доверяет. Летняя усталость заботами давит. Иногда в дороге попросит шофера Бориса свернуть к высокому берегу Индигирки. Сядет на раскладной рыбацкий стульчик, расслабится и может отдыхать час,  любуясь полноводной и быстрой Индигиркой.  Тоскует  Клеймёнов  о прожитой жизни, о скоротечности времени.  Будто заснул и проснулся; уже и старик.  Разве поделишься такими мыслями с кем. В этой скоротечности все живут  неотвратимо. И в могилу  ничего не унесёшь. И не жалко нажитого оставлять. Утрата этого прекрасного мира душу томит. Пожить бы еще, поработать.  Всему свой час, время всякому делу.

    Под Москвой в Ерёмино Вождя ждет кобель Бат, старый рокфеллер. За пятнадцать лет рядом с хозяином пёс вроде как принял и облик своего хозяина. Говорить только не научился. Но глазами Вождь  и Бат понимают друг друга.  Внук Лёшка  живет постоянно у деда с бабушкой Зоей Николаевной.  И вдвоём с женой Клейменовы  тоже редко остаются. Гости с Севера едут чередой всю зиму. Под весну, когда затишье,  Вождь  частенько начинает заглядывать в бар с винами. Мера выбрана. Постоит, посмотрит на ряды различных по виду бутылок, закроет бар. Вздохнет, потреплет пса Бата по загривку:
    - Пошли, брат Бат, гулять…

     Старатель на золотодобыче – это особенная жизнь, особенная судьба. Один год Вождь  «старался» даже в Колумбии. Рассказывал: русскому мужику – «ни ксендз, ни чёрт не страшен».  За мелкобродной речкой, которую отрабатывали русские старатели в Колумбии, ютилась деревушка. Местные жители, опасаясь крокодилов в реке, зазывали старателей за местной «чачей» на свой берег.  Обменивали они эту «чачу» на солярку.
     Нашим мужикам реку переплавиться,  кишащую крокодилами,  раз плюнуть. Кусок мяса на долгую палку насадят для отвода тварей,  на резиновой лодке переплавляются. Напьются там «чачи». Обратно - сомосплавом.  Морду однажды крокодилу по-пьянке кулачищами  расколотили. Бригадой изловили зубастую тварь,  пасть ей разодрали и надавали по сопатке. После этого крокодилы стали разбегаться от русских  старателей, когда они купаются.

    Вождь артели «Мир» - Николай Клеймёнов -   не в пример другим,   образован, знает на память много стихов. И не абы какие – скабрезные. Однажды в застолье удивил стихами Николая Рубцова:
     « В горнице моей светло.
       Это от ночной звезды.
       Матушка возьмёт ведро,
       Молча, принесёт воды…»

     Редкими стихами Павла Васильева, шутя, порадовал:
      «Баба, что дом, щелястая всюду.
       Ночью она глазастей совы.
       Только поддайся бабьему блуду.
       Была голова – и нет головы…»

     Атаманская казачья кровь в Клеймёнове  во всех его поступках сказывается.  «Атаман» на тюрском  наречии  «отец - мужчин».
  «Вождь»  для ИТР артели.  И  «Батя» - для орды русских старателей.
 Я всегда сравниваю Клеймёнова с Аттилой, вождём гуннов.
     
     Лёха-Малёха повозил ложкой в киселе. Надулся на деда:
     - Много мне, хошь бы помог, - надул губы внук Вождя.
     Вождь  отставил свою тарелку с картошкой и мясом. Чисто протёр ложку салфеткой от картофельного пюре. Тарелку с киселём  подтянул на серёдку между собой и внуком.
    Ах, как хорошо душе в такие минуты! Я всем сердцем люблю Вождя. Моего друга и человека Николая Николаевича  Клеймёнова! Люблю   его внука Лёшку  – Батяню. Родные мне по вере и крови  русские люди. Люблю их за  намерения, за дерзновение в делах. Люблю за милосердие ко всему окружающему живому миру. Люблю их за разделённую со мной судьбу.