Полвека в журналистском строю

20.08.2019 07:36
0

Читать все комментарии

1111

В это трудно поверить, но это действительно факт: сегодня исполняется полвека моей журналисткой деятельности. Причём в трудовой книжке всего две записи: 20 августа 1969 года принят литературным сотрудником в Рыбинскую районную газету "Знамя Октября", а семь лет спустя, 2 августа 1976 года, зачислен собственным корреспондентом краевой газеты "Красноярский рабочий".

Районные будни

Если честно, в детстве ни о какой журналистике я не мечтал. Хотел быть бульдозеристом, чтобы зимой чистить дорогу от моей родной Казачки до Малой Камалы, где с пятого класса жил у бабушки Феодосии и учился в местной школе.

Но в 1966 году наша семья переехала в Новую Солянку и надобность чистить дороги сама собой отпала. А два года спустя наш девятый класс отправили в Шушенское. И так меня покорили ленинские места, что, вернувшись домой, я написал заметку в "Знамя Октября", которая вышла под названием "В гостях у Ленина".

Это так меня вдохновило, что я стал публиковаться в "районке" постоянно. Более того, когда в выпускном классе нас попросили написать сочинение на тему "Кем ты хочешь стать во взрослой жизни?", я, не задумываясь, написал: журналистом.

Но поступать поехал почему-то в Томский государственный университет на историка. К счастью, мне поставили по немецкому языку тройку, поэтому не хватило одного балла для зачисления.

Когда вернулся домой, в военкомате посоветовали идти учиться в ДОСААФ на водителя - дескать, продолжишь дело своего отца. Вместо этого я надел новые кирзовые сапоги (в Солянке в ту пору ещё не было асфальта и потому было очень грязно) и поехал устраиваться в редакцию газеты "Знамя Октября".

В кабинете я находился от силы день-два, чтобы отписаться, остальное время проводил в командировках. Те времена для журналистской братии были очень хорошими, несмотря на диктат партийных органов и цензуру.

Заведующая отделом писем Светлана Иванова, с которой я поддерживал отношения как юнкор, узнав о цели приезда, очень удивилась моей решительности и наглости. И всё же посоветовала подождать редактора Григория Мелехина, который и должен был определить мою судьбу.

Не знаю почему, но Григорий Григорьевич внимательно выслушал меня и предложил поработать на полставки литсотрудником в сельхозотделе у Владимира Оглезнева. Понятное дело, я с радостью согласился.

Больше года мы с Владимиром Сергеевичем колесили по хозяйствам района. Чаще, правда, - в одиночку на попутке. Так я набирался журналистского опыта.

Редакция "Знамени Октября" в ту пору состояла из 40-45-летних "стариков" и молодёжи без специального образования или тех, кто учился на первых курсах Иркутского университета.

Вскоре Григорий Мелехин ушёл на повышение в край, а редактором стала кубанская казачка Валентина Ядова. Доставалось нам от неё за любую провинность по полной, но одновременно Валентина Фёдоровна, как тигрица, защищала нас от критики со стороны.

Перед армией я несколько месяцев поработал фотокорреспондентом. Служил в Новосибирске миномётчиком в славном ордена Александра Невского мотострелковом полку. С фотоаппаратом не расставался и там.

Помнится, после больших окружных учений выпустил большую стенгазету. Сотрудничал и с окружной газетой "Советский воин", где часто печатались мои заметки и снимки. К 50-летнему юбилею этого издания был награждён почётной грамотой редколлегии, а в праздничном номере опубликовали очерк обо мне.

Замполит полка даже предлагал дать мне направление на учёбу во Львовское высшее военно-политическое училище, где готовили журналистов. Но, честно говоря, военная служба меня не привлекала, поэтому я отказался и нисколечко об этом сегодня не жалею.

После "дембеля", отдохнув несколько дней, пришёл в родную редакцию "Знамени Октября". Встретили меня приветливо, а Валентина Ядова тут же предложила должность заведующего промышленным отделом - вместо ушедшей на должность секретаря райкома комсомола Веры Бобровой. Правда, с одним условием: мы с женой должны жить в Заозёрном. Что мы вскоре и сделали, переехав в небольшую избушку в залинейной части города.

Надо сказать, в те времена промышленных предприятий в Заозёрном было много: кирпичный завод, мебельная фабрика, хлебозавод, АТП, две дорожных организации и, конечно, производственное объединение "Красноярскслюдаграфит". В рабочем посёлке Урал находился завод торгового оборудования, а в посёлке Бородино - самый крупный в России угольный разрез.

Иными словами, в рабочем кабинете я находился от силы день-два, чтобы отписаться, а всё остальное время проводил в командировках. Те времена для журналистской братии были очень хорошими, несмотря на определённый диктат партийных органов и цензуру. Скажем, Бородинский разрез я знал досконально, и мне не нужно было спрашивать, где находится тот или иной экскаватор, а многих горняков знал в лицо.

Случались, конечно, всякие истории. Помню, приехали мы к бурильщикам, которые готовили угольный пласт к взрыву. Чтобы сфотографировать их, я залез повыше на бурильный станок. Меня сразу же предупредили не прыгать влево, где тлела угольная зола. Я сделал несколько снимков и прыгнул... влево. Ушёл почти по пояс в золу, но мужики в одно мгновение вытащили меня из дымящей кучи.

В другой раз мы с водителем Владимиром Чертковым только проехали участок, подготовленный к взрыву, как сзади ахнуло так, что машину подбросило вверх на полметра, а Володя от испуга спрятался под руль.

Первые шаги в "Красноярском рабочем"

Собкором "Красноярского рабочего" по восточным районам в ту пору был Иван Козлов, а его жена Надежда работал у нас в "районке".

Он часто просил меня сделать материалы для его газеты. А однажды заявил, что собирается уезжать в другую зону районов и готов предложить вместо себя меня. Но для этого надо срочно написать 3-4 материала и прислать их в краевую газету.

Я быстро выполнил задание Ивана Ивановича, и где-то в середине июля 1976 года меня пригласили на редколлегию "Красноярского рабочего". Газета была настолько уважаемой в крае, что прежде у меня и в мыслях не было, что придётся когда-то в ней работать.

Поэтому сегодня смутно помню, что говорили мне на собеседовании главный редактор Павел Замятин, его заместители Леопольд Балашов и Владимир Денисов, ответственный секретарь Григорий Симкин, другие члены редколлегии. Помню только хорошо, что после обстоятельной беседы мне предложили выйти в коридор и подождать решения.

Не трудно догадаться, что у меня от страха дрожали колени, а во рту было сухо, словно долго находился в пустыне. Наконец меня позвали в кабинет к редактору. Пётр Павлович Замятин выдержал небольшую паузу и объявил, что я принят в ряды сотрудников "Красноярского рабочего" без всякого испытательного срока.

Каюсь, меня это заявление немного расслабило, и через несколько месяцев я сорвал план публикаций материалов. Тут же позвонил курирующий собкоров Владимир Денисов и строго спросил, почему произошёл сбой. Я что-то пролепетал в ответ - типа, не смог организовать правильно своё рабочее время.

На это Владимир Васильевич недвусмысленно заметил, что "Красноярский рабочий" не детский сад и нянчиться со мной никто не будет, ещё один такой промах и можно возвращаться в родную прежде "районку". Наука пошла мне впрок, и с тех пор я ни разу не подвёл редакцию.

Если честно, работать в те годы было трудно и легко одновременно. Легко, потому, что только собкоров в нашей газете было 14. Активных, надо сказать, штыков. Ещё больше народу было в самой редакции. Поэтому материалы нередко задерживались подолгу, и на каждом собрании собкоров, а оно проходило раз в год, этот вопрос поднимался регулярно.

Но, что делать, если газета не резиновая, и хотя она выходила пять раз в неделю, пробиться на её страницы было очень и очень непросто. У меня до сих пор сохранились записи ежемесячных публикаций тех лет. Несомненным лидером был в ту пору собкор по Хакасии Альберт Урман. Очень часто публиковались Валерий Васильев, Владимир Луцет...

Что касается меня, то по количеству опубликованных статей я всегда занимал третье-четвёртое места. Очень часто получал и премии. Правда, они были небольшие, 10-15 рублей, но всё равно приятно, когда товарищи по перу на летучке оценивают твой труд.

Что касается тяжести журналистского труда, то главным препятствием той поры было отсутствие транспорта. В районы приходилось выезжать на автобусах, а то и на попутках. Там машину, как правило, выделял райком партии, но это накладывало свой отпечаток на подготовленный материал. Стоило высказать критику, как сразу возникали проблемы с транспортом.

А ещё мы, журналисты, в ту пору были не только пропагандистами и агитаторами, но и организаторами. Лично мне приходилось организовывать социалистическое соревнование между знатными шахтёрами и кукурузоводами, комбайнёрами.

А сколько мы написали статей от имени знатных доярок, механизаторов и прочих передовиков! Так нужно было делать ещё со времён всесоюзного старосты Михаила Калинина, который предложил, чтобы в советских газетах было 70 процентов авторских материалов и только 30 процентов журналистских.

На переломе эпох

Разительные перемены не только в стране, но и в журналистской жизни стали происходить, наверное, лет за пять-шесть до развала Советского Союза.

Сначала они имели очень положительный эффект. Мы стали писать более раскованно, без особой оглядки на партийные органы и цензуру. Появилась возможность освещать не только жизнь вверенной территории, но и бывать в других регионах края и даже страны.

В это время я зачастил в Эвенкию. Сначала меня отправили на севера закрывать грехи нашего сотрудника, который необъективно, по мнению местных властей, осветил работу партийной конференции. Мы очень быстро сошлись в характерах с первым секретарём окружкома партии Владимиром Увачаном, которому понравились мои статьи, и он стал приглашать меня почаще бывать в округе.

На вертолётах облетал почти все примечательные места, бывал на тех месторождениях нефти, которые сегодня знамениты, а тогда геофизики и бурильщики только-только начинали определять точные запасы углеводородного сырья.

Во время одного из полётов мне показалось, что на этом моя жизнь закончится. Тогда мы с фотокорреспондентом ТАСС Владимиром Медведевым летели к оленеводам. Вертолётчики заодно захватили несколько охотников, чтобы по пути высадить их к избушкам.

Я очень тяжело переживал смену вех. Настолько тяжело, что много позже заместитель главного редактора Игорь Рак признался: Леопольд Михайлович подумывал о моём увольнении.

Время было зимнее, морозное. Летим, мы, значит, летим, и вдруг шум винтов резко прекращается, и мы камнем валимся вниз. Один из охотников так закричал, словно у него без наркоза что-то серьёзное отрезали, а я подумал, что рановато в 38 лет погибать.

И вдруг вертолётный двигатель опять загудел, мы снова стали набирать высоту. Через несколько секунд открылась дверь кабины, из неё показался улыбающийся пилот и весело спросил, как мы себя чувствуем. После этих слов мы с трудом удержали охотника от самосуда.

Но особенно мне запомнилась рыбалка на одном из притоков Угрюм-реки - Подкаменной Тунгуски, на которую взял меня редактор "Советской Эвенкии". Мы загрузили в моторку 200-литровую бочку бензина и отправились вверх по течению. Потом свернули на Течевери и ещё плыли несколько часов кряду.

Вечером наловили хариусов, и мой друг сварил замечательную уху. На следующий день началась настоящая рыбалка. Рыба в реке оказалась настолько прожорливой, что брала на крючок с небольшим красным петушиным перышком.

Я сам прирождённый рыбак, но такого клёва и такой крупной рыбы мне добывать не приходилось ни раньше, ни позже. Мы наловили по ведру хариусов и поплыли домой. Здорово, чёрт возьми!

Новые времена, новые порядки

Очень скоро перестройка превратилась в катастройку. Особенно ярко мы увидели это в Туве, куда вместе с Владимиром Медведевым поехали писать материалы на межнациональные темы.

Республика вроде бы напоминала цветущий край, тем более, что поездка пришлась на лето. Но за внешним благополучием стоял такой напряг во взаимоотношениях между коренным и некоренным населением, что счёт на изнасилованных, раненых и даже убитых шёл на десятки.

Приехали мы, к примеру, на танцплощадку, а там общественный порядок кроме ОМОНА и милиции охраняли министр местного МВД, начальник управления КГБ, другие ответственные республиканские сотрудники.

Танцплощадка представляоа из себя круг, разделённый виртуальной нейтральной полосой. С одной стороны танцевали русские пары, с другой - тувинские. Стоило кому-то случайно перейти полосу отчуждения, сразу вспыхивала драка.

А на стенках домов, где жили русские, "красовались" надписи: "Не покупайте, русские сами отдадут даром". Я спрашивал здоровых и крепких мужиков, которые собрались уезжать из Тувы, почему они не могут защитить себя. В ответ слышал, что они-то могут, а как быть с жёнами и детьми, когда они в отъезде? Самое обидное, что до этого все жили дружно. И вот начался такой раздрай, что усмирять Туву приезжали правоохранители со всего Союза.

Взрывоопасную обстановку почувствовали даже мы, журналисты "Красноярского рабочего". Пара редакционых либералов добилась снятия с поста опытнейшего Павла Замятина. Нам дали другого начальника, но коллектив его проигнорировал. В крайкоме пошли навстречу, назначив главным Леопольда Балашова.

К этому времени в редакции резко сократилось количество собкоров, в аппарате почти не стало рядовых журналистов, всё сплошь заведующие отделами. Лично у меня почти втрое расширился круг обслуживаемых территорий. Вместо пяти их стало 14 - и районов, и городов.

Изменился и характер наших материалов. Больше стало рекламы, намного меньше рассказов о трудовых коллективах и передовиках. Скажу честно, я очень тяжело переживал смену вех. Настолько тяжело, что много позже заместитель главного редактора Игорь Рак признался: Леопольд Михайлович подумывал о моём увольнении.

А почему бы и нет, если из редакции ушли сами или были уволены почти все собкоры? К началу 21-го века нас осталось только трое. Понятное дело, что одновременно возросла и нагрузка на каждого журналиста.

Мне понадобилось несколько лет, чтобы найти своё место в новой России. Помогли мне в этом герои моих публикаций. Крепко поддержали директор ОПХ "Солянское" Николай Золотухин, директор разреза "Бородинский" Владимир Пожарников, генеральный директор Канской "АгроСельхозтехники" Валентин Григорьев, директор племзавода "Красный Маяк" Сергей Цуканов, его коллега из СПК "Денисовское" Пётр Сухарев и многие другие.

Особая благодарность ныне покойному главе Зеленогорска Валентину Казаченко. Мы подружились настолько, что вместе отмечали дни рождения, другие праздники. Это дорогого стоило, ведь такие люди - друзья с большой буквы, они никогда не подведут, всегда поддержат.

Сегодня к этой когорте я отношу директоров АО "Солгон" Бориса Мельниченко и ЗАО "Искра" Сергея Толстикова, бывшего директора Каратузского ДРСУ Николая Димитрова. А из руководителей близлежащих хозяйств ближе всех - мой земляк Яков Энгель, возглавляющий ныне ОПХ "Солянское".

О главном редакторе "Красноярского рабочего" Владимире Павловском особое слово. Он и сам повидал мир, и журналистов постоянно отправляет в дальние края набраться опыта, посмотреть, как там живут люди.

Благодаря этому я восемь раз побывал на фестивалях журналистов в Санкт-Петербурге, Подмосковье, Екатеринбурге и Сочи. Это были настоящие школы мастерства, где выступали самые именитые российские акулы пера, где можно было обменяться опытом, познакомиться с интересными людьми.

А ещё мне пришлось поучаствовать в работе съезда Аграрной партии Михаила Лапшина и съезда железнодорожников, а чуть позже - Всероссийского пассажирского форума. С Борисом Мельниченко и Яковом Энгелем дважды побывал на съездах общественного движения "Федеральный сельсовет" Василия Мельниченко.

А разве забудется посещение подмосковного совхоза имени Ленина, который возглавляет бывший кандидат в президенты страны Павел Грудинин? А встречи с президентом Беларуси Александром Лукашенко и знакомство с жизнью братской страны?

Такие поездки, встречи позволяют поглядеть на вроде обыденные вещи совершено по-другому, они обогащают журналистские знания настолько, что без подсказок начинаешь понимать многие явления в нашей жизни.

А как оценить поездку на самый край земли - в Петропавловск-Камчатский, где тогда на базе атомных подводных лодок Тихоокеанского флота в Вилючинске ожидал ремонта атомный подводный крейсер "Красноярск"?

Вместе с  начальником отдела режима Зеленогорска Андреем Ковалевским, мы тогда неделю гостили у моряков-подводников, которые не только показали нам свой корабль от первого до последнего отсека, но и очень тепло встретили.

На следующий год командир атомохода, капитан первого ранга Юрий Савин и замполит Андрей Бардаев побывали у меня в гостях. Мы здорово отдохнули на пасеке в Солянке, затем переехали в Зеленогорск, где у моряков состоялась встреча с мэром Валентином Казаченко.

Редакция после этих встреч ввела рубрику "Спасём атомоход "Красноярск". К сожалению, время в начале двухтысячных годов было ещё тяжелое, поэтому подводный крейсер не стали ремонтировать, а отправили на переплавку.

Не так давно в СМИ промелькнуло известие, что на стапелях заложен новый атомный подводный крейсер со знаковым именем "Красноярск". Замечу также, что бывший замполит атомохода Андрей Бардаев сейчас возглавляет в Красноярске Ленинский район.

Понятно, что на паре газетных страниц невозможно рассказать о всех знаковых моментах в полувековой журналистской жизни. Скажу только одно: она прожита не напрасно. Многое за это время пришлось увидеть. К счастью, больше хорошего. Это даёт право работать в газете ещё.

Напишите свой комментарий

Гость (премодерация)

Войти

Войдите, чтобы добавить фото

Впишите цифры с картинки:

Войти на сайт, чтобы не вводить цифры

Самое читаемое