Эдуард Мордвинов - певец земли сибирской

Добавить в закладки

Удалить из закладок

Войдите, чтобы добавить в закладки

22.11.2021 09:21
0

Читать все комментарии

3691

17 ноября красноярскому писателю Эдуарду Мордвинову исполнился 91 год. "Литературная газета" опубликовала в этот день его изумительный рассказ "Бродяга" и поздравила с рождением. А мы поговорим о нашем земляке подробнее и попытаемся разгадать секреты его таланта.

Я встретила его в середине 90-х в редакции газеты "Красноярский рабочий", куда он принёс свой рассказ "Уход". Не удержавшись, глянула в рукопись. Первая фраза - "Геннадию Ивановичу Ускову расхотелось жить" - повергла меня в шок. Прочтя залпом, позвонила автору: "Кто вы, Эдуард Степанович?"

По жизни у него две профессии - педагог и инженер. А призвание одно - литература. По молодости писал, печатался, побеждал в конкурсах, но хлеб писательский был ненадёжным, а у него семья, дети. Шесть лет преподавал в школе после литфака Красноярского пединститута, 34 года служил на шинном заводе после химико-технологического техникума.

Первую книгу рассказов издал, когда ему было за 70. Потом вышли ещё три. Все - в типографии Красноярского университета, за свой счёт, тиражами по 100-150 штук.

Наверняка в Красноярске немного людей смогли в полной мере насладиться его даром проникновения в самые глубины человеческой души и уникальным языком. И хотя его рассказы печатали "Красноярский рабочий" и "Красноярская газета", но это ничтожно мало для большого таланта.

Придумайте мне начало и конец

Очень давно вычитала я фразу, насколько помню, из письма Антона Павловича Чехова другу, смысл которой таков: "Придумайте мне начало и конец, а середину я сам придумаю".

Мне, много лет пишущей об искусстве и разных людях, это стало понятно только со временем: ведь самое сложное порой - войти в материал, зацепив читателя, а потом выйти из него, заставив его задуматься. Этим поразительным даром и каким-то своим особенным волшебством во всей полноте обладает Эдуард Мордвинов.

Всё, что волновало и волнует писателя, заставляя искать ответы на мучающие его вопросы, волнует и меня, и многих людей, внезапно в 90-е потерявших опору в жизни и смысл существования.

Но автор всё-таки оставляет нам надежду. На то, что в народе нашем, пострадавшем от гибельных реформ, сохранилась чистой душа его. А значит, остались в нём доброта, взаимопомощь, почти родственные отношения к казалось бы чужим, не родным нам по крови людям и желание сохранить традиции, корни и свой род.

Пружина действия

Учась в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии у блистательного педагога Юрия Михайловича Барбоя, я получила от него однажды на присланный мной разбор пьесы Александра Вампилова "Старший сын" резкий ответ: "Это литературщина. А мне нужен разбор по действию!"

Тогда же я прочла чудную книжку Бориса Костелянца "Драма и действие" и поняла, почему так увлекают одни произведения и спектакли и заставляют смертельно скучать другие. Читателей и зрителей захватывает действие, которое мощно двигают вперёд новые герои, резкие повороты событий, яркие характеры и открытие тайных смыслов, ведя его от завязки к конфликту и неминуемой развязке.

Буквально в любом рассказе Эдуарда Мордвинова есть эта мощная, сжатая до предела пружина действия, где неожиданная ситуация и кажущиеся порой странными поступки героев в финале производят впечатление разорвавшейся бомбы. Это может быть и последняя фраза, которую ждёшь с трепетом, но никогда не можешь угадать.

Повороты судьбы

В его рассказах трогают сердце и прорастают в душе людские судьбы. Он любит людей, сострадает им и своей стране, которая прошла через самую страшную в мире войну и не потеряла себя. Но нашлись внутри нашего Отечества те, кто сдал его врагам со всем, что в нём есть: природой, недрами и собственным народом.

Рассказы Эдуарда Мордвинова дают нам не только понимание происходящего, но и веру в то, что народ наш силён своей мудростью, добротой, юмором и неизбывной любовью.

В его рассказах совершаются трагические, романтические и трогательные события, а порой и невероятно чувственные моменты. Каждый, кто хоть однажды пережил их, откликнется всем существом своим, взволнуется и испытает восторг от всего, что так щедро дарит нам писатель - сердечную боль и вину за свои и чужие ошибки, любовь и доброту, гнев от творящегося беспредела и горе от несчастий, которые ничем нельзя погасить. И справедливое желание наказать тех, кто разоряет страну, ввергая народ в нищету ("Никифыч", "Ночные забавы").

А ещё он предвидит и уже ясно ощущает ужас потерявших совесть нуворишей перед грядущим возмездием ("Страх", "Кара").

О слово русское, родное!

Язык писателя свой, особенный. Он как будто изначально обладает выражениями и названиями, которые мы почти забыли, утратив что-то самое дорогое в своей памяти.

Может, то единственно верное обозначение наших чувств, мыслей и понятий, которое столетиями хранили наши предки, деды и отцы нашей необъятной страны, где мы родились и выросли и какими предназначены быть только здесь, в России.

Читая рассказы Мордвинова, я всё время натыкаюсь на россыпи замет его зоркого сердца и его исконную мудрость, где смешались воедино и любовь ко всему живому, и почти детский восторг перед природой, и вечные нравственные ценности человека, живущего на родной земле.

В сентябре этого года в "Советской России" вышел рассказ Мордвинова "Треснутое зеркало". Вот отзывы о нём в газете: "Эдуард Мордвинов, браво! Отличный политический памфлет! Язык выразительный, сочный, точный и живой". "Великолепный рассказ! Беру его в свою коллекцию "Литература на настоящем русском языке".

Тихая, милая родина

Эдуард Мордвинов родился в 1930 году в деревне Бушуй Пировского района, а это значит, что он и его шестеро братьев и сестёр испытали все тяготы войны в тылу. Тогда люди работали для фронта и для Победы, невзирая на возраст.

Работали тяжело, жили голодно. Но в том, как описывает это время автор, поражает неистощимая любовь к родным просторам, природе, ко всему живому, что сопровождало жителей деревни.

"Давнее-давнее апрельское утро военной поры. Мы, ребятишки, ещё лежим в постели, а мама уже вовсю хлопочет по хозяйству. Вот она входит со двора с подойником и весело сообщает:

- Скворчики прилетели! Вона как напевают! Подите-ка посмотрите!

Я, наскоро одевшись, выбегаю на крыльцо. Кругом ещё лежит апрельский снег, уже осевший и чуть поголубевший. На скворечнике заливается в счастливом волнении скворец. В эмоциональном экстазе он чуть распустил крылья и, поворачиваясь из стороны в сторону, льёт и льёт свои чудесные трели - с прищёлкиванием и замысловатыми переборами. Непроизвольно его радость передаётся и мне" ("Помню, мама" - этот рассказ в конкурсе "Близкие люди", организованном журналом "Смена", занял в 2020 году второе место).

"Федя... ласково погладил кобылёнку по шее, взял под уздцы и, как разумную, попросил: "Ну-ка, давай, Гнедушенька! Давай!" И она послушалась, напряглась, осела на задние ноги, рывком выбросила передние вперёд и упала коленками на плотный настил, затихла, снова шумно задышала.

Федя не кричал на неё, не понукал и не торопил, а ждал, когда она передохнёт, успокоится, соберёт силёнки на новый рывок. И когда подоспело время, он снова не скомандовал, а попросил: "А ну-ка, Гнедушенька, ещё разок! Давай, давай, родная!"

И она опять подчинилась. Рывком выдернула задние ноги и, не останавливаясь, быстро-быстро заперебирала передними, выползая по пружинистому настилу, пока не выкарабкалась на травяную твердь противоположного берега" ("Дорогой Фёдор Сергеевич").

А сердце чистейшей породы

Какие же удивительные истории рассказывает писатель о братьях наших меньших. Читая их, возвращаясь к ним снова и снова, я и радуюсь этим живым существам, и плачу над их судьбой, когда жестокость и равнодушие человека зашкаливают, и восхищаюсь их преданной любовью и нежностью.

"Чует ли собачье сердце крутые повороты в своей судьбе? Наверное, и, может быть, сильнее, чем человеческое. В то утро, когда он проводил хозяина в последний раз на работу, то волновался почему-то больше обычного. По приказу "Домой!" пробежал метров двадцать, остановился и виновато обернулся - хозяин уходил тяжело, даже отстал от других, а потом остановился у придорожного тополя, опёрся о него рукой, постоял, будто что-то обдумывая. Пёс всё это видел, но подбежать не решился - нельзя было" ("Черныш").

"И вдруг будто что-то взорвалось у него в груди, ослепило вспышкой единственный глаз, и враз всё остановилось и померкло. Дан рухнул на дорогу, прокатился несколько метров вперёд, будто хотел в последнем прыжке достичь умчавшуюся машину. Откуда ему было знать, что собачье сердце, как и человеческое, может не выдержать запредельной нагрузки, разорваться и навсегда замереть. А машинный поток, объезжая лежавшего на дороге Дана, всё нёсся и нёсся вперёд, и седокам его вовсе и невдомёк было, что погибший пёс стал не жертвой наезда, а человеческого предательства и жестокосердия" ("Дан").

Дети новой России

О том, что Россия испытала на новом переломе своей истории страшное предательство элиты, разорившей страну и приведшей к обнищанию народа, пишет Эдуард Мордвинов не в одном рассказе.

Люди потеряли работу, были выброшены на обочину жизни и далеко не все семьи при этом смогли сохраниться. Больше всего при обрушении Отечества пострадали дети, которые не смогли найти защиту среди чужих людей и среди самых родных и близких.

В рассказе "Маленький страдалец" ребёнок-инвалид, чувствуя себя обузой в семье, находит тепло и любовь только у бездомной собаки и, спрятавшись в её убежище, погибает, ударившись виском о камень в момент очередного приступа.

Уже начало рассказа "Не гляди на меня, мама" говорит само за себя: "Восьмилетнему Ване жилось плохо. Отца он не видел с рождения, не знал его. Баба Аня померла год назад, а мать запилась". Мальчик, которого мать заставляет попрошайничать и жестоко бьёт, вымещая на нём свои обиды, уходит из дома и засыпает зимой в стоге сена.

В рассказе "Ужастик" ещё один трагический финал: "Витёк резко повернулся и направился в открытую дверь на балкон, за перилами которого, как ему вдруг безрассудно показалось, сейчас же, через несколько секунд, всё решится в его запутавшейся жизни".

Очень немногие из детей в этой новой реальности смогли проявить характер и не сломаться, как Миша в "Пустыре", который, попав в ситуацию смертельной опасности, смог пойти наперекор более сильным и жестоким противникам-подросткам, остаться в живых и победить.

В "Прощании Славянки" мать предпочла отцу своего ребёнка, бывшему десантнику, ведущему инженеру-конструктору, уволенному с завода и устроившемуся слесарем в ЖКО, "толстопузого начальника-бизнесмена, который каждое утро подкатывал на "Мерседесе" к их крыльцу и увозил мать к себе в магазин".

Но сын не смирился с тем, что в отношениях родных людей всё стало сводиться к деньгам, и продолжал любить и отца своего, и бабушку, приезжая к ним в деревню, а потом пришёл на вокзал проводить отца на войну, подарив ему блокнотик.

Очей очарованье

Помимо того, что Эдуард Мордвинов прекрасный рассказчик, способный увлечь читателя энергией, хитросплетениями сюжета и мощным действием, он ещё и тонкий художник, который видит в жизни то, мимо чего мы обычно проходим, не замечая.

Почти в любом его рассказе есть описание природы. Оно зачастую сделано несколькими мазками, мгновенно задевая струны души твоей и погружая в атмосферу судьбы дорогого автору существа.

"Дождливый засев на оконном стекле скатывался в тоненькие ручейки-прожилки и стекал вниз на раму. А за окном всё бусил и бусил нудный дождь" ("Вспомни нашу берёзку").

"В чистом небе неторопливо плыли облака, под деревьями покоились прохладные влажные тени, в траве трезвонили кузнечики. В далёкой небесной выси, распластав крылья, живым чёрным крестом кружил коршун" ("Я тебе помогу").

"В стылом небе колюче мерцали звёзды. В обруче искрящейся морозной пыли бледнел месяц. Скрипел под ногами мёрзлый снег" ("Тасин день").

"Над ними в молчаливо чёрном небе размывно, едва просвечивали сквозь тучевую завесь далёкие звёзды. А неожиданно в открывшейся небесной полынье одиноко обнажился белый серпик убывающего месяца" ("Римские менялы").

"Какое поэтическое чудо в этих пушкинских словах, какая волшебная прелесть русского языка! Всего-то четырьмя словами гений передаёт особую, неповторимую красу нашей осени: "Унылая пора! Очей очарованье!"

Это ощущение светлой грусти и одновременно какой-то особой, почти божественной торжественности увядания я испытываю всякий раз, когда вхожу ясным днём в поздний осенний лес" ("Очей очарованье").

Свет далёкой звезды

Мне было интересно узнать, откуда родом этот удивительный писатель! Какие у него корни, кто его напитал любовью ко всему сущему на земле, дав чутьё к добру и наградив совестливостью.

Оказалось, предки его по отцу из уральских казаков. Дед был хлебопашцем, знал Библию, родил трёх детей: дочь и двух сыновей, один из них - Степан - и стал отцом писателя. Жена деда Любава - умница и стеснительная красавица - умерла после родов дочери. Дед так любил её, что, овдовев в 36 лет, больше не женился.

Отец Эдуарда остался в восемь лет без матери, в школу ему ходить не пришлось, грамоте учили политические ссыльные. В Гражданскую войну ушёл в красные партизаны, а с добровольной партизанской дивизией на западный фронт, пройдя под командованием Василия Блюхера боевой путь от Москвы до Крыма. Воевал без двух месяцев три года. Однажды при артобстреле его завалило в землянке, сломало рёбра, контузило. И на фронт в 1941-м его не взяли.

В Бушуе отец организовал колхоз "Красный партизан", в голодном 1933-м из первого намолота зерна выдал колхозникам по нескольку килограммов муки, и суд приговорил его к принудительному вычету 20 процентов из зарплаты на полгода.

Его очень ценили и любили в народе. Колхоз при нём укрепился, первым в районе приобрёл на свои средства грузовую автомашину-полуторку, которую в годы войны мобилизовали на фронт. В 1936 году отца перевели в село Пировское начальником отдела райисполкома, потом назначили заведующим заготскотконторой. Скончался он в 1943 году от сыпного тифа.

Дед по матери Тихон Павлович Зырянов был моряком и крепким крестьянином, жена его Феодосия Раменская - из польской семьи, первая певунья в деревне Бушуй. Вырастили пятерых ребятишек, среди них - и маму писателя Ефимью Тихоновну. Её братья окончили церковно-приходскую школу, один стал знатным кузнецом и столяром, другой - первым председателем исполкома райсовета Пировского района.

"Невысказанные в те суровые годы любовь и ласка к нам, детям, всегда хранились в материнском сердце, как таится невидимый жар в печном загнетке. И неминуемо проявились они через много-много лет, когда мы уже стали отцами и матерями. Особенно остро ощутил я это в последний год жизни мамы. Почти каждый вечер поджидала она меня с работы на скамеечке у крыльца. А однажды, примерно за месяц до скоропостижной кончины, когда я после ужина прилёг на диване с газетой, она подошла ко мне и как-то виновато и извинительно, будто боясь, что я откажу, попросила:

- Можно, я около тебя посижу?

Я согласно кивнул. Она подсела у меня в изголовье. Я продолжал читать, и вдруг дрожащая, тёплая ладонь её легла мне на лоб и начала бережно и осторожно гладить. Я отложил газету и глянул на маму. Она вздрогнула и так ласково и просительно смотрела на меня, что мне стало не по себе. Видно, боялась она, что я вдруг удивлюсь этой неожиданной ласке и отведу её ладонь. В её взгляде и в тёплой дрожащей руке было столько любви и даже будто виноватости, что я закрыл глаза и замер.

- Жалко мне тебя, жалко. Вот скоро помру, и уж никого у тебя роднее не будет. Ты береги-ка себя.

Она, видимо, предчувствовала скорую кончину и торопилась сказать о своей материнской любви и, наверное, в ответ ждала того же, но я промолчал. И теперь с чувством непроходящей вины вспоминаю тот вечер и переживаю за свою тогдашнюю недогадливость и сдержанность" ("Помню, мама").

Беречь таланты

"Урочка... Это имя и пугало, и завораживало, и восхищало земляков-пировчан. Талант, даже спрятанный в нужду и лохмотья, всё равно обозначится и высветится с такой же неотразимостью и силой, с какой пробивается к теплу и свету сквозь бетон и асфальт живой проросток травинки.

Певческому мастерству Урочку никто не учил, не давал уроков по вокалу и не ставил его голос. Всё получалось само собой. На сцене же он чувствовал себя совершенно свободно, счастливо и просто, как, наверное, чувствует в весеннем небе поющий жаворонок.

...Прожил Урочка чуть больше шестидесяти, но в моей памяти он остался молоденьким, в той рискованно-неуёмной юношеской поре, когда формируется характер человека. Не оказалось в эту пору рядом с ним крепкого плеча, на которое можно было бы опереться, и той надёжной руки, которая вывела бы его на светлую дорожку: отца уже не было, старший брат воевал на фронте, а у матери, полуграмотной колхозницы, едва хватало сил, чтобы спасти от голода и сохранить немалую семью.

...Я узнал, что Урочка помер, что похоронили его тихо, почти незаметно, а поминки справили в складчину.

Успокоился, навсегда умолк его чарующий тенор... И поневоле подумалось: "Почему же у нас на Руси совсем не берегут и не ценят таланты, обрекают так неустроенно жить и умирать в заброшенности?" Может, потому, что их много, или оттого, что устали и душевно опустели мы от постоянных тягот и неурядиц? Кто знает..." ("Урочка").

* * *

Что можно сказать после этих рассказов, которые хватают за душу и не отпускают, заставляя и плакать, и смеяться, и благодарить писателя за те чувства, что он сумел вызвать в нас своим огромным талантом любви и сострадания?!

Разве что предложить красноярцам издать собрание сочинений земляка своего Эдуарда Степановича Мордвинова большим тиражом, чтобы они были во всех библиотеках нашего края и страны и чтобы их могли узнать и полюбить истинные ценители русского слова и нашей прекрасной России?!

Фото из личного архива Эдуарда МОРДВИНОВА..

Напишите свой комментарий

Гость (премодерация)

Войти

Войдите, чтобы добавить фото

Впишите цифры с картинки:

Войти на сайт, чтобы не вводить цифры