ТЕМА:

ТЕМА:

Сибири - высокую культуру!

852 21:42, сегодня

Что наша жизнь? Игра!

Мне кажется, что я знаю эту супружескую пару актёров всю жизнь. От их игры что-то оставалось в моей памяти надолго, а что-то навсегда: жест, фраза, интонация. Меня будоражили их мысли о давно известных вещах. Постепенно эти два человека соединялись для меня в единое целое при всей разности их характеров, натур и дарований.

Видя их на сцене и вне её, говоря с ними по телефону, мне всегда хотелось постичь природу каждого из них и ту, ставшую всем очевидной, общность этой пары, счастливо прожившей вместе к октябрю 2024 года 55 лет и отдав 50 из них Красноярскому драматическому театру имени А. С. Пушкина.

Секреты мастерства

Я долго шла к этому материалу. Приведу в своё оправдание выдержку из повести замечательного псковского писателя Ивана Афанасьевича Васильева "Земляки", в которой главный герой - журналист.

"Писать он не спешил не потому, что не владел материалом, а потому, что, как говорят газетчики, не находил пока ключа. Рассказать о людях с неугомонным характером было бы просто и скоро, и это, конечно, надо делать, но ему хотелось поразмышлять.

В словесном шуме о материальной заинтересованности не слышно стало голосов энтузиастов, этих бессребреников, для которых дело измеряется не рублём, а душевным удовлетворением, той самой высокой ценностью, к которой веками стремится человек труда и которая, как мираж, постоянно ускользает, испаряется, и никогда не бывает так, чтобы самый довольный человек сказал: "Я доволен, и больше стремиться не к чему".

Вот и я в поисках своего ключа к этой загадочной для меня актёрской паре, в течение ряда лет разговаривая с Людмилой и Эдуардом, задавая им вопросы на разные темы, начинала понимать то, как мучительно они всегда искали и ищут ключ к каждой своей роли, монологу, интонации, слову.

Как-то, делая передачу для краевого радио, я пришла в их квартиру на улице Урицкого с тяжеленным венгерским диктофоном-репортёром, который весил то ли 3, то ли 5 килограммов, зато отличался хорошим радийным звучанием. И мы тогда проговорили чуть не два часа на разные темы - о жизни, театре, публике и критике. Потом Эдуард мне сказал: "Такое впечатление, что весь эфир мы только и делали, что смеялись".

А я из той передачи вынесла для себя два дорогих и очень важных момента в понимании сути актёров. На мой вопрос, что самое важное для них в статьях критиков о спектаклях, он ответил фразой из какого-то текста: "Он вышел на сцену, и я затрепетала!" И вот тогда я со всей реальностью осознала, что тот, кто затрачивает на сцене душу, нервы и всё своё нутро, жаждет получить от публики и критики такой же чувственный отклик.

И ещё одно его замечание стало для меня открытием. Эдуард привёл в пример то, как зрители, сидя в любом месте зала, даже на галёрке, способны уловить состояние персонажа, которое актёр передаёт не голосом и жестом, а только глазами: "Глаза едва видны издали, но взгляд актёра оказывает порой сильнейшее воздействие на публику".

Ключи царства

Я видела Эдуарда и Людмилу Михненковых в разных ролях. В спектакле "Цепи" по Сумбатову-Южину они были семейной парой, в "Поминальной молитве" Горина, написанной им по циклу рассказов Шолома Алейхема "Тевье-молочник", Людмила блистала в роли Голды, жены главного героя, а Эдуард воплощал православного священника. В драме Галина "Звёзды на утреннем небе" она - проститутка Анна, он - физик. В пьесе Чехова "Вишнёвый сад" они - брат и сестра, Раневская и Гаев...

Всех и не сочтёшь. И каждый раз я поражалась их способности вживаться в материал, подчиняя его себе и буквально купаясь в нём. И, конечно, мне хотелось узнать, есть ли среди множества сыгранных ими ролей самые любимые и почему они им так дороги. Хотя принято говорить, что все роли - дети актёров и нелюбимых нет, я всё-таки ждала честного ответа.

Э: Я все свои роли люблю, но есть 3-4, где я, как говорится, обнимался с автором, что-то уловив внутри пьесы и в самой роли. То главное, истинное, ради чего мы и выходим на сцену, а люди ходят в театр. И, прежде всего, это Пётр в спектакле "Мещане" по Горькому в постановке Генриха Оганесяна. Роль с хитрецой, и доставалась она мне трудно: я долго мучился, ища к ней ключ. Одна сцена у нас была раскрыта великолепно, лучше, на мой взгляд, чем в БДТ! Мы поймали главное! И она дала мне ключ, которым мне потом легче было открывать другие роли.

Вторая дорогая мне роль - герцог Винченцо в спектакле "Мера за меру" Шекспира. Мы долго репетировали и долго искали решение. Черкасский уже стал орать: "Ну! Я же пошёл за вами, идите же туда, идите!" И мне там тоже удалось поймать суть!

Помню профессоршу, приехавшую к нам из Москвы, как она стояла, и её лицо пылало негодованием. Она не понимала нашей трактовки и не принимала её, считая Герцога добродетелью. А для меня он - как любая власть, у которой руки всегда в крови! Герцог вёл жестокую игру и готов был всех замолотить, чтобы доказать своё. Он понимал, что судья Анджело жаждет власти, и сполна его этой властью накормил, пока тот не попался в хитро расставленную герцогом ловушку.

В спектакле "Мера за меру" в постановке Сергея Черкасского был найден хороший ход. Критик из Москвы писала, что на сцене развернулось действие, неожиданное для тех, кто читал пьесу. У нас возникло соревнование двух крутых мужиков, где в конце один мог казнить другого. Который сам всё и разыграл, уговорив остальных вступить в его страшную игру.

Мне нравится роль Серебрякова в "Дяде Ване", где тоже есть неожиданный ход! Меня увлекла логика режиссёра Анатолия Ледуховского, придумавшего конструкцию, доводящую ситуацию до абсурда. Спектакль идёт на основе чеховского текста, но называется "Дядя Ваня. История одного выстрела". И в нём много фантастического. Меня убивает-таки этот дядя Ваня, а в сцене похорон Серебряков встаёт из гроба и даёт всем советы, как жить. Последний таков: "Дело надо делать, господа, дело! Всего хорошего!" И ложится в гроб. А зрители принимают эти условия игры и эту фантасмагорию.

Интересна мне была и роль Кречмара в "Камере обскура" по Набокову. Кто-то ходил на этот спектакль по четыре раза. Видимо, их волновал адюльтер и грехопадение. А там, по сути, человек невинно попадает в любовный омут.

Мне репетировать приходилось параллельно Гаева в "Вишнёвом саде", что ставил Гриша Козлов, и "Камеру обскура" в постановке Леонида Белявского. Утром одно, днём другое. Однажды я пришёл на репетицию и заплакал: нервы не выдержали. Плакал час. Все ждали. Мне надели чёрные очки, и Людмила отвела меня домой.

Л: А я не могу забыть свою Лауру в спектакле "Отец" по Стриндбергу. Там два главных героя - Ротмистр Адольф, которого играл Эдуард, и его жена Лаура. Они бьются за будущее своей дочери. И эта смертельная битва между женским и мужским началами есть во всех пьесах Стриндберга. Лаура побеждает, используя недопустимые средства. И муж не выдерживает.

Ставил спектакль Микаэль Нурлин, молодой режиссёр из Швеции, но под руководством Александра Нордштрема, тоже шведа, окончившего в 1983 году Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии, курс Товстоногова. Мы ездили с "Отцом" в Швецию на фестиваль Стриндберга, где нас хорошо приняли и были интересные встречи.

А в спектакле по пьесе Мережко "Я - женщина" в постановке Коли Хомякова зрители стали путать меня с героиней, думая, что я рассказываю на сцене то, что случилось лично со мной. В то время у нас не было полных залов. И вдруг назавтра, после сдачи спектакля, мы увидели, что люди на голове стулья носят! И зал с того момента был битком забит на спектакле "Я - женщина". Позже вышел по этой пьесе Мережко фильм "Прости" с Натальей Андрейченко.

Потом появились "Звёзды на утреннем небе" Александра Галина, где я играла алкашку Аню, и где зал тоже ломился! И вовсе не потому, что всем хотелось посмотреть на проституток. Это был прорыв, когда вдруг на фоне кремлёвских курантов возникли пьесы новой волны. А режиссёр Серёжа Болдырев добился такой человечности, что все понимали: дело вовсе не в проститутках, а в непростых судьбах этих женщин, где у каждой своя история и своя драма. И к нам шло из зала огромное сочувствие.

На гастролях в Свердловске и в других городах нам даже в гостиницу носили цветы. Мы и на зоне играли "Звёзды на утреннем небе". Сцена, где мы раздеваем и обмываем Марию после того, как её вытолкнули из машины, была решена для того времени смело, хотя обнажалась только верхняя часть её тела. Я загораживала её, а из зала свист и крики: "Аня, сестрёнка, отойди!"

Там была и альтернатива - мать милиционера, которой было поручено поселить нас в барак и быть над нами надсмотрщицей. Но симпатии были на стороне изломанных судеб наших героинь. Кстати, "Звёзды на утреннем небе" лишь недавно сняли в "Современнике". Эту пьесу и Додин ставил у себя в Ленинграде. Это была оценка социального факта, обнаруженного в 1980 году перед Олимпийскими играми, когда из Москвы вывозились по приказу бомжи, проститутки, нищие, алкоголики и прочие "отбросы" нашего общества.

Однажды на поклонах в Красноярске на сцену поднялась женщина, которая разулась внизу, ещё до ступенек, и вышла на сцену в слезах! Стоит, плачет, хлопает. И в зале овации! Люди живут и не понимают, как они оказались в этой страшной яме и всё это выдерживают.

Я из своего монолога помню кусочек: "Ой, смотрите, несут Олимпийский огонь. Смотрите, смотрите, огонь! Наши парни - соколы!" И я рыдала в этот момент! Рыдала! И где-то в Челябинске вышла статья: "Если бы не глаза Анны, наполненные слезами..."

Был у нас интересный спектакль "Цепи" Сумбатова-Южина в постановке Коли Хомякова, где мы играли с Эдуардом семейную пару. Однажды был забавный случай в сцене, когда я кричу своей дочери: "Нюта! Нюта!" и бегу к заднику, который был весь в листьях и каких-то лохмотьях. А какая-то кошка повисла на нём и мне отвечает: "Мя-а-у!".

Э: А "Поминальная молитва"! Там что ни фраза, то золото! Как же этот спектакль любили зрители! Наш директор Бейлин совершил преступление, сняв его. Он решил, что артисты постарели. А там все попали в десятку: Дьяконов, Пузанов, Рабинович, Истратьков, Лосьянов, Питерский...

Л: Спектакль этот до сих пор бы смотрели. Зрители просили восстановить его. И мы просили. Но Гурфинкель заломил астрономическую сумму за восстановление.

Э: Он наверняка обиделся, что сняли спектакль, который всегда шёл при полных залах. У нас сейчас идёт комедия "Он, она, окно и тело". Актёры постарели и сами просят его снять. А я им говорю: "Вы что, ребята? Зал полный! Пока люди ходят, зачем у них отбирать радость?!"

Амплуа - приговор или свойство натуры?

Наверняка многим театралам известно: у актёров есть амплуа, что в переводе с французского означает должность, занятие, роль. В театре же амплуа подразумевает присущие актёру стереотипы, соответствующие его внешним и внутренним данным.

Перечитывая обожаемого мной Александра Кугеля, писавшего о спектаклях и актёрах России с конца 80-х годов XIX и в XX веке, и дойдя до его статьи о знаменитом актёре Московского художественного театра Василии Ивановиче Качалове, я вдруг обнаружила поразившие меня строки о его амплуа под названием "резонёр":

"В Качалове, не столько в его личности, сколько в свойствах его дарования, есть нечто резонёрское. Прекрасно-резонёрское, пленительно-резонёрское, светло и умно-резонёрское, но резонёрское. Если бы существовали ещё старые театральные контракты с определением обычных амплуа, он бы непременно был записан: "резонёр". Может быть, с прибавкою - "герой-резонёр", "характерный резонёр", но главный титул непременно остался бы... Преобладает ratio - разум, интеллект, логика. Как говорится у Декарта, "я мыслю, следовательно, существую". Я мыслю - стало быть, играю...

Он должен был играть - не Грозных, для которых он мягок и мало действенен, не Годуновых, для которых ему не хватало сосредоточенной энергии и фиксации волевых устремлений на одной точке, как у всех честолюбцев, а очаровательно пантеистического Берендея, приемлющего жизнь, красоту, природу с благостною улыбкою ничему не удивляющегося мудреца.... Он прекрасно сыграл много ролей. Но лично я считаю лучшими его ролями - Гамлета и Ивана Карамазова, две роли, главный лейтмотив которых есть преобладание Мысли, размышления, рассудка над страстью, волей и чувством.

Есть красивые люди, которые чем старше, тем становятся красивее. Таков Качалов, таковы люди с интеллектуальной складкой... в этих чертах, освещённых светом мысли и пережитых интеллектуальных страданий, всё больше и больше сказывается прелесть духовного прозрения... Цветение интеллекта и всего, что им определяется, продолжается до глубокой старости. Скоро выдыхаются и изнашиваются любовники, герои, фантасты, дон-жуаны...

Искусство долголетия, и сценического в частности и в особенности, есть удел главным образом резонёра. Сама жизнь учит, приемля мир, ничему не удивляться; сама жизнь работает за утверждение мысли и разочарование чувств".

Читая эти заметки Александра Кугеля о Качалове, я всё время видела перед собой Эдуарда Михненкова. И мне как будто открывалась описанная великим критиком театра природа дарования именно этого актёра, который во всех своих ролях красив, изящен, умён и необычайно привлекателен.

А когда я размышляла о Людмиле Михненковой, мне всегда вспоминался её голос: протяжный, звучный, волнующий, который продолжает жить в тебе ещё долго после спектакля, порой - навсегда. И я выхватываю в заметках у того же Кугеля описание одной актрисы, у которой "голос, звучащий, как виолончель... был удивительный, как у Сары Бернар, но с пленительной для нашего уха русской певучестью".

И это сравнение обожгло меня той правдой, которой я долго не могла найти, чтобы понять необъяснимую для меня силу воздействия актрисы Людмилы Михненковой на публику помимо её драматического таланта, чувственной природы и женского обаяния.

Конечно же, её амплуа - героиня. Так было изначально. Но в ней есть и неистребимый юмор, который она умеет преподнести в своих ролях как десерт к основному блюду - красоты и достоинства. А ещё в её актёрском инструментарии есть пленительный голос с его вибрациями и певучестью, о чём пишет в своих заметках Кугель.

Время, вперёд!

Вокруг них всё время движение: встречи, компании, посиделки, съезды друзей-товарищей из разных городов и весей, приходы и приезды родных.

- Не утомляет вас это бурное общение в вашей жизни, насыщенной творчеством? - спросила я чету Михненковых.

Э: Есть усталость. Засуетились. С некоторыми друзьями не встречаемся: то они заболели, то мы. Но мы устроены так, что можем лет 20-40 не видеться, а встретимся - как будто расстались вчера.

Л: В молодости у нас в театре была компания. Мы за столом где-то и у кого-то встречались почти каждый день. Теперь этого нет. Как говорится, опыт приходит, прыжок уходит.

Э: Тут даже не возраст играет роль, а переход в другой разряд. Как говорил Владик Жуковский: "Мы - уже сидельные артисты". Те, что сидя играют. Мы переходим в категорию сценических мам, пап, дедушек... Это могут быть и крупные пьесы, типа "Бури", "Короля Лира"...

Л: Но мы бываем и в молодых компаниях: они нас не отвергают. Нас возраст в сегодняшней театральной жизни не ограничивает. Мы всё смотрим, в курсе современной режиссуры, новых постановок. К Эдуарду молодёжь всё время обращается за тем или иным материалом.

Э: Кого-то мы ещё и обгоняем. А возраст играет роль, когда мы на сцене, куда я не выйду 16-летним мальчиком! Зато могу сыграть более сложную роль. Мне на вводах приходилось молодым говорить: "Ты не сможешь три задачки одновременно выполнить: нужен профессионализм, опыт". И я вижу: вот он тут не дотянул, не смог, не знает. Но у некоторых молодых есть удивительное чутьё: сама природа играет. И ты поражаешься, как он берёт роль наотмашь?!

Кстати, в МХТ идёт комедия "Номер 13" (у нас она называется "Он, она, окно и тело"). На неё до сих пор ажиотаж. Артисты Табакову говорили: "Мы старые, хотим уйти из спектакля". А он им ответил: "Поймите, у артиста нет возраста! Зритель не узнает, сколько тебе лет, если ты заразителен".

Л: В Новый год мы всех друзей приучили, что на столе, если я не в лёжку, обязательно три торта - слоёный, медовый, безе и пельмени. Вся семья и прилетевший Вова Майзингер со своей дочкой, к нам уже не имеющей отношения, садятся за круглый стол и лепят пельмени. Без минуты 12 мы встаём на возвышение, берём бокал с шампанским, в левую руку денежку, загадываем желание, и с последним ударом курантов, допив шампанское, прыгаем в Новый год. И все целуемся. Сначала на нас смотрели, как на дураков, а потом всем понравилось!

Я сама покупаю мясо, кручу. Не то! Покупаю другое, третье. Пока не найду то, что надо. Мы сами и хлеб печём. Дача - место общего сбора: 33 километра от крыльца до крыльца. Ехать минут 40. При том, что я машину не гоню.

Э: У нас чудесная дача! Прямо в лесу! Сосны вековые, трава по пояс, белки прыгают, почти с руки едят. Очень красиво! И есть традиция: когда Людмила захочет завтракать, тогда он и будет. Смотрю на неё и думаю: "Сегодня завтракаем в 3 часа дня!" Потому что Люся лучше недоест, чем недоспит. Но если надо, она и в 7 встанет. И мой девиз один: "Как пожелает дама!"

А мне туда не надо

Мне всегда казалось, что таких актёров, как Михненковы, непременно должны были переманивать из Красноярска в другие города. Так и было. И в Ереван приглашали, и в Грозный, и в Омск.

Л: Мы сами никуда не рвались. Но один раз вещи для контейнера всё-таки собрали. Басин тогда уходил из театра и подписал нам заявления. В Ереване нас ждали. А тут Тимофеевы Серёжа и Наталья позвали к себе. Мы были друзьями, встречались, рядом жили. Он песни сочинял, в Доме актёра их пел. Они помогали нам паковаться. Мы пришли к ним, Наталья карты раскинула. Говорит: "Никуда вы не уедете". Мы: "Брось ты, Наташа! Чего вдруг?" Она: "Ничего не могу сделать: не судьба!" Так Господь нас отвёл.

Э: А мы уже в Ереван ездили с труппой знакомиться. И нам всё оплатили. Мы потом выслали эти деньги. И они нам 3-4 телеграммы отправили с благодарностью: никто ж так не делает! Когда мы там были, нам директор Козлинер достал билеты на обратный путь. Взял наши паспорта и говорит: "Вы не приедете". Спрашиваю: "Почему?" - "Я знаю". И в точку попал.

Л: У нас тогда сомнений не было. А он опытный человек. В принципе такую пару отпускать театру - это надо быть идиотами. Мы же много работали все годы. А как-то у нас в театре работал режиссёр, который потом уехал в Грозный и стал нас туда звать.

Э: Я был в круизе по Дунаю, на обратном пути остановился в Одессе у своего приятеля Юдина, чтобы потом заехать в Грозный и оформить нам с Люсей договор на работу. Он мне и говорит: "Ты с ума сошёл - в Грозный? Поезжай домой!" И я поехал в Красноярск. Так судьба нас и от Грозного отвела.

Л: И больше мы уже никуда и никогда не собирались и счастливы были в Сибири и в родном Красноярске.

Тайна сия велика

Вы обращали внимание на то, что в безнравственности и разводах чаще всего обвиняют людей искусства и особенно актёров? Но я, по зрелому размышлению и по работе в нескольких театрах Красноярска и Москвы, могу сказать, что всё совсем не так. И очень многие актёрские пары это подтверждают.

Что не мешает мне всё же задаться вопросом - почему же одни влюбляются и живут счастливо всю жизнь, а другие не могут найти свою половину или сохранить верность той, что встретили? И в чём причина завидной судьбы Михненковых?

Э: У нас идеально матрицы сошлись. Мы с Люсей разные, и соединяемся как две половины в одно целое. Мы всё время вместе - ходим, ездим, отдыхаем, спать ложимся. У нас как бы одно тело, только ходит оно в разные места. И мы никогда не ссоримся. Зачем самому с собой ссориться, когда понятно с полуслова, что ты хочешь, а что - нет?

И что ещё важно: из нас вышла идеальная пара на сцене. Пара, которая не боится друг другу всё сказать. Со сцены всегда всё видно. Нам говорили: "Как вы друг с другом разговариваете после некоторых спектаклей? После "Отца", например?" А я молчать почти не умею - всё время говорю.

Л: Умею молчать я. Вот я лежу, читаю книжку, подходит муж, садится на кровать и начинает говорить, что у него что-то там не склеилось. Я молчу. Он говорит: "Ты что молчишь?" И уходит к своему компьютеру снова что-то переклеивать и переделывать. У него большая коллекция спектаклей, записей, которые можно посмотреть и обсудить. У нас и на даче хорошо, потому что Эдик там тоже всё оснащает техникой - кнопками, камерами...

Э: Что до измен, то это зависит от твоей идеологии и твоей жизни и от того, как ты с ними обращаешься! А, может быть, мы люди другого века? Нас любят священники. Мы с Людмилой крещёные. А повенчались после 50.

Л: Эдуард тогда заболел, и я пошла к какой-то тётке с его фотографией. Она сказала: "Надо вам повенчаться, и чтобы он походил вокруг аналоя". И мы в церкви договорились со знакомым священником.

Э: А познакомились мы с ним в Доме актёра. Сидим в компании, и я анекдот рассказываю про священника и мужика. Все смеются, а больше всех - человек с бородой, который сидит рядом. Я потом спросил, кто это. Мне ответили: "Это батюшка". Я говорю: "Вы с ума сошли? Почему раньше не сказали?" Так мы познакомились с отцом Георгием.

Л: После случая в Доме актёра иду я по улице, навстречу отец Георгий. Я говорю: "Здравствуйте!" Он, проходя мимо, спрашивает: "Когда будете венчаться?" и идёт дальше. Так второй раз было сказано про венчание. И мы повенчались, а отец Георгий совершил этот обряд.

Э: Про верность и преданность в любви и дружбе мы не думаем. Потому что жизнь наша состоит из детей, внуков, хозяйства. И в этом поле деятельности мы - старшие. И мы держим всю семью! Мы, видимо, моногамные. У нас семья, с которой мы непрестанно видимся. Приезжают дети, внуки: мы обсуждаем дела, антрепризы, ищем совместные проекты. У меня тысячи спектаклей дома, мы их смотрим, выбираем. Всё крутится так, что нам некогда расстаться.

Л: Как я ни ворчу, а когда один раз поехала в отпуск без Эдуарда - один единственный раз! - закаялась! Я с какой-то чужой тёткой жила. И мне было так плохо!

Э: Мы с Людмилой абсолютно разные. Но получается, что одно целое. Мы дополняем друг друга. Готовит Люся. Хотя я тоже могу приготовить. Но это её епархия. И делает она это прекрасно и с удовольствием. А я мою утром и вечером полы, окна, туалет,- это на мне. Я хожу дома босиком, и мне нужно, чтобы пол был всегда чистый.

Л: И у нас страсть к переделкам - это какое-то семейное заболевание! Нам всё время надо что-то улучшать. У нас дача появилась, а там то дорогу надо переделать, то туалет. Решили в этом году дома поменять всю сантехнику. Поменяли. Эдуарду не терпится, у него зудит: надо переделать дверь! Она должна быть с матовым стеклом. Пошли искать.

Э: У нас постоянное стремление к совершенствованию во всём - и дома, и на даче, и в театре. Может быть, это и держит нас в тонусе? И у нас ни с кем нет никакого разрыва. Мы не рвём ничего.

Л: Вовка Майзингер с дочерью нашей Ленкой разошлись, но разрыва не было. И с его родителями, и с ним самим мы не расставались и ему внушали: что бы между вами ни произошло, ты должен знать, что у тебя есть дочь, а у неё - отец. И он нам сейчас благодарен.

* * *

В этой паре мне дорого всё: их талант, чутьё к людям, ко всему прекрасному, их природный юмор. Но самое поразительное в них то, что было редкостью всегда и особенно сегодня: когда многие ценности в мире рушатся, они остаются верны себе, друг другу, театру и Отечеству.

Фото Александра МИЩЕНКО и из семейного архива Михненковых.