Зарубки на память от Виктора Петровича Астафьева

Всеопределяющий его талант и всепоглощающий - талант человечности, любви ко всему живому; народное слово, народное мировосприятие, народная мудрость, несуетность - отсюда стабильность его представлений и оценок.

В. Г. Швецова,

главный хранитель фондов Библиотеки-музея В. П. Астафьева.

* * *

Молитва за русский народ

Всемогущий Боже! Ты, кто сотворил небо и землю со всяким дыханием, умилосердись над бедным русским народом и дай ему познать, на что ты его сотворил!

Спаситель Мира, Иисус Христе, Ты отверз очи слепорождённому,- открой глаза и нашему русскому народу, дабы он познал волю Твою Святую, отрёкся от всего дурного и стал народом Богобоязненным, разумным, трудолюбивым и честным!

Душе Святый, Утешителю! Ты, что в пятидесятый день сошёл на Апостолов, приди и вселися в нас! Согрей Святою ревностию сердца духовных пастырей наших и всего народа, дабы свет Божественного учения разлился по земле Русской, а с ним низошли бы на неё и все блага земные и небесные!

("Обнаружили эту молитву в рыбацком ящике В. П. Значит, она всегда была при нём..." - Мария Семёновна Корякина-Астафьева, жена писателя).

Из сокровищ мировой культуры: словарь изречений. Сост.: Л. Н. Евменова, Э. В. Потапова.- Красноярск, 2009.

* * *

"Нет у нас запасной Родины, нет другой жизни, значит, надобно всё было вытерпеть и пережить ради того, чтобы наладить жизнь, которой наградил нас Создатель, сохранить в себе душу, чтобы во всём и во всех она века, веки-вечные жива".

* * *

"Давит жизнь человека, и не просто давит,- расплющивает, но не может с ним совладать - музыка, пение, дар Божий спасают".

* * *

"...Но за мёртвым гением остаётся яркий след, и время, и пространство пронизаны тем светом и теплом вспыхнувшей жизни, которая воистину бесконечна оттого, что открытия и откровения, им сделанные, оставшись с нами и в нас, делают человека лучше и чище. И лик его высвечивают, и разум просветляют, и любовью к ближнему награждают".

Виктор Петрович - о своём любимом писателе Александре Сергеевиче Пушкине.

* * *

"Пушкин со временем сделался нашим воздухом, без него уже ни шагу... А Солженицын стал кислородом нашего непродыхаемого времени... Солженицынские меха качают воздух в задыхающуюся, обезбожившуюся, себя почти потерявшую Россию..."

* * *

"Вот долдоним: дети - счастье, дети - радость, дети - свет в окошке. Но дети - ещё и муки наши! Вечная наша тревога! Дети - это наш суд на миру, наше зеркало, в котором совесть, ум, честность, опрятность нашу - всё наголо видно Дети могут нами закрыться, мы ими - никогда. И ещё: какие бы они не были большие, умные, сильные, они всегда нуждаются в нашей защите и помощи..."

* * *

"Верю и надеюсь, что вы будете достойны и нашей памяти, и той прекрасной планеты, на которой выпало нам жить, а вам продолжать эту жизнь".

Завещание и обращение к молодёжи.

* * *

"Когда-нибудь придёт в тайгу землянин без ружья, попробует дослушать и понять все песни и, может быть, узнает с горькой мукой, как неразумен был и часто дик он, и бил не птиц, а безоружных к нам посланцев, старающихся песнею своей внушить любовь и доброту ко всякому живому существу. А на земле его свинцом! Огнём! Обманом! Не думая о том, что там, в глубине небесных океанов, в иных мирах возьмут да нас, землян, вдруг глухарями посчитают. И встретят выстрелами в грудь!.."

Из повести "Царь-рыба".

* * *

"Родное село - самое главное, самое светлое место у человека. Где бы я ни был, где бы ни жил, всегда помнил об этом. А библиотека села - это окошко родного дома, где всегда светит приветливый огонёк".

* * *

"И вообще, для меня нет красивей реки, чем Енисей. В моём рабочем кабинете, за спиной у меня, висит карта Красноярского края, и я "часто путешествую" по Енисею - это помогает мне жить и работать".

* * *

"А Енисей, не спящий даже ночью, крутолобый бык на той стороне, пики еловых вершин над дальним перевалом, молчаливое село за моей спиной, кузнечик, из последних сил работающий наперекор осени в крапиве, вроде бы один во всём мире, трава, как бы отлитая из металла,- это и была моя родина, близкая и тревожная..."

* * *

"...Грустные, пронзительно печальные думы охватывают меня всякий раз при виде старого корабля, приткнувшегося к берегу, на котором мне мечталось побывать, да так и не посчастливилось побывать, речные картины возникают передо мною - Енисей, то благодушно-тихий, просторный, то стиснутый утёсами, то разъярённый, вспененный или бушующий в шторм белопенными волнами".

"Я так и не научился жить "по правилам", всё живу в расчёте на человечность и дружество".

* * *

"Ищи в себе виноватого, тогда не будет виноватых вокруг. Уверни тлеющий фитиль, погаси зло в себе, и оно погаснет в других, только так, только так и не иначе,- это самый лёгкий, но и самый сложный путь к людскому примирению..."

* * *

"Смертные... должны вести себя спокойно, умиротворённо, должны приуготавливать себя к вечному сну. Слово-то какое - приуготавливать! Забыли его в злобе и суете... Порой кажется, уже никого словом не унять, молитвой не очистить. Устало слово. От нас устало. А мы устали от слов. От всех и всяких. Много их изведено... Сюда, под берёзы эти родные, к свежему этому бугру земли всех бы собрать. И помолчать здесь. Ах, какие тут перемены в сердце совершаются, какой возврат к себе, к тому, каким ты задуман Создателем..."

* * *

"Жизнь прекрасна и печальна, повторю я за одним великим человеком. Вот об этой радости и печали я не перестаю и не перестану думать, пока живу, пока дышу..."

* * *

"Я пришёл в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощанье".

* * *

"Вот посмотрите, сорок с лишним лет в нашей литературе существовала совершенно другая война, та, которой не было на самом деле, где главными воинами были комиссары, политруки, газетчики и всякая хевра. Её много было, этой хевры, но воевали всё-таки солдаты. И сейчас старичьё хочет выглядеть красиво, героически. Но героизм - это крайнее проявление, героизм - там, где надо спасать кого-то и, прежде всего, себя. Чтобы выжить, надо проявить героический поступок, идти на риск. А герой тебе скажет совсем по-другому".

* * *

"Война внесла поправки в миллионы человеческих судеб, а обещания, или, точнее, наши ожидания, что нам после войны помогут устроиться и доучиться, не оправдались. Мы рубились в послевоенной жизни, как бойцы на фронте, только, увы, в одиночку".

* * *

"Занятие литературой - дело сложное, не терпящее баловства, никакой самонадеянности, и нет писателю никаких поблажек. Сорвёшь голос - пеняй на себя. Захочешь поберечься и петь вполголоса, вполсилы - дольше проживёшь, но только уж сам для себя и жить, и петь будешь. Однако в литературе жизнь для себя равносильна смерти".

Из книги "Всему свой час".

* * *

"Память моя, сотвори ещё раз чудо, сними с души тревогу, тупой гнёт усталости, пробудившей угрюмость и отравляющей сладость одиночества. И воскреси - слышишь? - воскреси во мне мальчика, дай успокоиться и очиститься возле него. Ну, хочешь, я, безбожник, именем Господним заклинать тебя стану, как однажды, оглушённый и ослеплённый войною, молил поднять меня со дна мёртвых пучин и хоть что-нибудь найти в тёмном и омертвелом нутре? И вспомнил, вспомнил то, что хотели во мне убить, а вспомнив, оживил мальчика - и пустота снова наполнилась звуками, красками, запахами..."

Из книги "Ода русскому огороду".

* * *

"И всё не умолкает во мне война, сотрясая усталую душу. Багровый свет пробивается сквозь немую толпу времени, и, сплющенная, окаменелая, но не утратившая запаха гари и крови, клубится она во мне".

* * *

"Не служат нынче молебнов при начале страды, не окропляют землю водою, освящённой с иконы богородицы плодородия - Деметры, не приколдовывают хрушкой огурец с помощью зарытого в гряды пестика, да и сам огород сделался утомительным придатком жизни, особенно для горожан. С лопатами, с граблями, с мешками, на переполненных электричках, в автобусах и пешком приходиться им тащиться за город на отведённый "участок".

Но не могут люди бросить землю, велика привычка и тяга к ней, вера в неё: а вдруг беда какая? Неурожай? Засуха? Война, не дай Бог, снова? На кого и на что надеяться тогда? На землю. Она никогда не предавала и не подводила, она - кормилица наша, всепрощающая, незлопамятная".

Из книги "Ода русскому огороду".

* * *

"Зачем я жил, зачем работал, зачем круглыми сутками горбился за столом? Люди от этого лучше стали? Мир улучшился? Когда эти вопросы подступают к тебе - становится страшно жить..."

* * *

"Когда-то в мире очень славились столяры немецкие. В Россию завозили и закупали всё немецкую мебель. В Германии мастер набирал подручных и учил их мастерству. Делали, к примеру, стол. И вот, когда уже всё подходило к концу, столешницу они полировали ещё и ладонями. Это была тонкая работа. И поверхность мебели в итоге становилась гладкой, нежной, тёплой - такой, за что её ценили все. Так вот и к писательскому труду надо относиться так же, с любовью, полировать каждую фразу".

* * *

"Сколько же тратилось и тратится человеческого разума на то, чтобы убить в человеке человеческое? Для истребления человека сотворены сегодня такие ухищрения, что и самого ума, всё это измыслившего, не хватает постичь деяние своё. И в то же время звучит Гендель и Моцарт, стоят на полках Толстой, Пушкин, Шекспир, Бальзак. Но всего их человеческого гения, всех жертв, видно, оказалось мало, чтоб образумить род людской, чтоб вознести добро так высоко, что оно недоступно бы было злу..."

* * *

"Я сегодня думал. Вчера думал. Ночью, лёжа в снегу, думал: неужели такое кровопролитие ничему не научит людей? Эта война должна быть последней! Послед-ней! Или люди недостойны называться людьми! Недостойны жить на земле! Недостойны пользоваться её дарами, жрать хлеб, картошку, мясо, рыбу, коптить небо. Прав Карышев, сто раз прав,- одна истина свята на земле: материнство, рождающее жизнь, и труд хлебопашца, вскармливающий её. Всё остальное - вымысел дармоедов..."

* * *

"Живёт человек на войне только одним днём. Выжил сегодня - хорошо, глядишь, завтра выживешь, там ещё день, ещё - месяц наберётся, год - смотришь, и войне конец! Нет, не сразу, не вдруг уразумел он - долго воевать, уверенно воевать могут только очень умные люди, и будь ты хоть разгерой - командир или обыкновенный ушлый солдат в обмотках, когда вымахнете из окопа оба вы: и он - солдат и ты - командир - становитесь перед смертью равны, один на один с нею останетесь, и тут уж кто кого..."

* * *

"Вечером так хорошо умирать.

Закат неторопливо погас. Сок его по жилам трав скатился в землю. Сухо и чисто зашелестела степь. Скакало что-то на мохнатых лапах, то западая, то выпрыгивая на чуть уже заметный свет. Это вырвало и гнало ветром куст, пока он не упал в дотлевающий костерок зари.

- Господи! - вздохнула женщина и дотронулась губами до того, что было могилой, но уже срослось с большим телом земли.

Костлявый татарник робкой мышью скрёбся о пирамидку. Покой окутывал степь.

- Спи! Я пойду. Но вернусь к тебе. Скоро. Совсем скоро мы будем вместе... Там уже никто не в силах разлучить нас.

Она шла и видела не ночную благостно шелестящую степь, а море, в бескрайности которого качалась одиноким бакеном острая пирамидка, и зыбко всё было в этом мире.

А он, или то, что было когда-то им, остался в безмолвной земле, опутанный корнями трав и цветов, утихших до весны.

Остался один - посреди России".

Из повести " Пастух и Пастушка".

* * *

"...Нечего сказать, мудро устроена жизнь на нашей прекрасной планете, и, кажется, "мудрость" эта необратима, неотмолима и неизменна: кто-то кого-то всё время убивает, ест, топчет, и самое главное - вырастил и утвердил человек убеждение: только так, убивая, поедая, топча друг друга, могут сосуществовать индивидуумы земли на земле..."

Из повести "Весёлый солдат".

* * *

"Повествование "Царь-рыба" - это напоминание о том, что пока жива природа, живы и красота, и человек, а коли живо искусство, значит, живо сердце Творца и Созидателя, жива Россия наша многострадальная и терпеливый русский народ".

* * *

"Нас ждёт великое банкротство, и мы бессильны ему противостоять. Даже единственную возможность - талант - и то нам не дают реализовать, употребить на пользу людям... И жаль, что это ремесло невозможно бросить...

Ей-богу, будь у меня побольше сил - бросил бы. В лес ушёл бы я и прожил остаток дней в радость себе. Неужели ж я не заслужил такой почести: пожить хоть десяток лет для себя?! Неужели постоянно должен мучиться своими и чужими муками, порой даже чаще - никому и ничего не дающими, кроме новых мук?!"

Из письма жене, город Ессентуки.

* * *

"Жажда жизни рождает неслыханную стойкость - человек может перебороть неволю, голод, увечье, смерть, поднять тяжесть выше своих сил.

Но если её нет, тогда всё - остался от человека мешок с костями. Потому и на передовой бывало: сильный человек вроде бы ни с того и ни с сего начинал зарываться в молчание, как ящерица в песок, становился одиноким среди людей.

И однажды с обезоруживающей уверенностью объявлял: "А меня скоро убьют". Иной даже и срок определял себе - "сегодня или завтра". И никогда, почти никогда фронтовики не ошибались..."

Из повести "Пастух и Пастушка".

* * *

"По Достоевскому, в русском народе есть потребность в страдании... Настрадались мы, так нас измордовали - хватит. Пора бы уж вкусить в жизни радость и удовлетворение..."

* * *

"Учитесь, соотечественники, ...не проклинать жизнь, а облагораживать её уже за то, что она вам подарена свыше, и живёте вы на прекрасной русской земле, среди хорошо Богом задуманных людей..."

* * *

"Истлели косточки молодых парней и сибирских мужиков в подмосковных полях... Раздавили их фундаментом строящихся домов вширь и вдаль раздавшейся столицы... Плачь, небо, плачь... Плачь обо всех павших и ещё живых солдатах..."

* * *

"... Но какая-то часть истории ещё жива, и она болит в сердцах старых людей, бросает их память в огонь прошедшей войны, где сгорела наша молодость, здоровье, пропали лучшие годы. Неужели всё было зря? Неимоверные лишения, страдания, тяжкий труд, мужество, кровь, слёзы, потеря родных и близких? И спрашивает, спрашивает, задаёт себе и обществу вопросы старый солдат - он-то, он-то в чём виноват? Его-то жизнь за что и почему спалили, изработали, все соки высосали, всю силушку выкачали? Кто у Бога, кто у попа, а кто у молодых учёных, кто и друг у дружки спрашивает об этом. А есть ещё и такая штуковина, под названием писатель,- он всё знает, ему и пожаловаться можно, а то за грудки взять и гаркнуть: "Не береди раны! Не лезь в усталую душу!" И не лез бы, да под Богом хожу, и он руководит не только жизнью, мыслями, но и действиями, и душой, которая тоже болит и хочет убавить своей боли..."

* * *

"Падает лист, маленький, бледный. Наступает ещё одна осень...

Ах, если бы хоть на минутку встать, задуматься, послушать себя, душу свою, древнюю, девственную тишину, проникнуться светлой грустью бледного листа - предвестника осени, ещё одной осени, ещё одного, кем-то означенного круга жизни, который мы совершаем вместе с нашей землёю, с этими горами, лесами, и когда-то закончим свой век падением, скорей всего не медленным, не торжественным, а мимоходным, обидно простым, обыденным - на бегу вытряхнет из себя толпа ещё одного спутника и умчится дальше, даже не заметив утраты".

Из рассказа "Падение листа".

* * *

"Как печально и торжественно всё вокруг. Как разрывает грудь чувство любви ко всем и ко всему. Как хочется благодарить Бога и силы небесные за эти минуты слияния с вечным и прекрасным даром любить и плакать".

* * *

"Может, я и думал песней, звучал на ветру вместе со всеми будущими братьями, ещё не ощущая их, несясь вместе с ними каплей дождя, белой снежинкой, диким семечком, проблеском света над землёй".

* * *

"Спасибо Господу, что пылинкой высеял меня на эту землю. Спасибо судьбе за то, что она... подарила мне въяве столько чудес, которые краше сказки".

* * *

"Добро, как солнце, ходит по кругу и непременно вернётся, и каким-то боком обогреет творящего добро".

* * *

"За всё, за всё благословляю, за каждую былинку в поле и "в небе каждую звезду", а уж за "одинокую тропинку", коих я исходил столько, что ими землю опоясать можно, благословляю и благодарю в отдельности..."

* * *

"Кланяйтесь, люди, поэтам и творцам земным - они были, есть и останутся нашим небом, воздухом. Без поэтов, без музыки, без художников и созидателей земля давно бы оглохла, ослепла, рассыпалась и погибла.

Сохрани, земля, своих певцов, и они восславят тебя..."

* * *

"Живые всегда виноваты перед мёртвыми, и равенства между ними не было и во веки веков не будет..."

* * *

"Если мне дано было повторить жизнь - я бы выбрал ту же самую, очень насыщенную событиями, радостями, победами и поражениями горестями утрат, которые помогают глубже чувствовать доброту. И лишь одно я просил бы у своей судьбы - оставить со мной маму. Её мне не хватало всю жизнь и особенно остро не хватает сейчас, когда возраст как бы сравнивает меня со всеми пожившими людьми, и наступает то успокоение, которого терпеливо ждут матери, надеясь хотя бы в старости прислониться к дитю.

Берегите матерей, люди! Берегите! Они бывают только раз и не возвращаются, и никто их заменить не может. Это говорит вам человек, который имеет право на доверие - он пережил свою мать".

* * *

"В Бога надо верить, искренне, сердцем. Прогневали мы его, потому наши беды, неустроенность, неверие, безысходность. И все процессы, которые у нас происходят, прежде всего, касаются культуры и литературы. Она, бедная, съёжилась сейчас, не знает, куда идти, что делать. И в ней останутся самые стойкие, самые светлые литераторы, которые не поддаются новому веянию из-за границы, пустому, надуманному. А всё это делается, чтобы развратить наш народ, сделать духовно бедным, быдлом, одним словом, в глазах преуспевающей цивилизации на Западе, олигархов современной жизни".

* * *

"Размышления мои просты и всем пригодятся. Нет разницы, куда мы повернём, слышал, как говаривали по старинке: в партию ли вступишь, в говно ли наступишь. Так же и Союз писателей привилегий тебе не даст, а у писателя должна быть одна привилегия - работать много. Хочу, как старый человек, повидавший жизнь, сказать тебе, что время бежит стремительно, и не увидишь, как старость подрулит. И надо бы годы эти, когда тревожит душу бытиё, использовать с толком, поработать, пописать. И надо не суетиться, а рассказы и повести сочинять, чтобы оставить свой след, коль замахнулся. То, что сделано, написано на бумаге - это и есть истинный труд. А всё остальное - суета сует, как говорил мой покойный приятель, незабвенный Анатолий Дмитриевич Папанов..."

* * *

"Говорили нам, что у нас самая лучшая литература,- неправда. Есть у нас, человечества, итальянская литература. И есть в мире несколько величайших литератур - это английская, прежде всего, французская, испанская и американская литература, очень серьёзная, большая литература. То, что объявили вам, что наша литература - трибуна и читателей много,- от этого надо отвыкать. Например, испанская литература никогда так не заявляла о себе, но влияла на Европу и мировую литературу очень серьёзно. У испанцев одна из величайших книг человечества - "Дон Кихот" Сервантеса. Не знаю, помните ли вы о том, как она создавалась? Её создавал бывший колониальный солдат, израненный, побывавший в Алжире, в плену, и мыкавшийся по жизни на всяких должностях, пока не стал мытарем. Это сборщик налогов. Этого мытаря однажды в неурожайный год крестьяне жестоко избили. У него начала сохнуть рука. И хозяева, которые отправили его собирать с крестьян налог, посадили в тюрьму за то, что он якобы соврал и присвоил налоги. И вот, сидючи в тюрьме, он начал писать здоровой рукой одну из величайших книг. Я считаю её величайшим художественным достижением. Её, "Дон Кихота", и ещё "Мёртвые души" Гоголя.

И они никогда не называли себя трибунами. Это, извините, агитаторы, бывшие партократы так себя называли. Мы, литераторы, себя никогда так не называли. Одна книга, одна литература ничему не учит, и не научит. Нужно прочесть очень много книг, нужно знать хоть немножко мировую культуру, как-то приобщиться к ней хотя бы. Нужно приобщаться к музыке, живописи, скульптуре. Тогда только можно сказать, что меня научили".

* * *

"Осень

Романс. Музыка В. Пороцкого.

Эх, года не беда, голова поседела.

Пусть нахлынет, и память опять заболит,

Но по небу вновь тянут клином птицы на север,

Всё вокруг расцветает, теплом веселит.

Эх, года не беда, сколько бед, сколько горя.

Сколь невзгод пережито и сколько потерь,

Но ты всё ещё рядом, наше прошлое - шире моря,

Наша боль и любовь - глубже неба, ты этому верь.

Эх, года не беда, и твоя голова побелела.

И улыбка поблекла, грусть темнеет в глазах,

Но, как прежде, и слово, и радость, и дело,

И совет да любовь держат нас на ногах.

Эх, года не беда, мы пока ещё рядом.

И плечо ко плечу подставляем, коль тяжко нести,

И беду или хворь вместе мы переможем,

Нам года не беда, нам бы только сей день пережить".

* * *

"Я люблю родную страну свою, хоть и не умею сказать об этом, как не умел когда-то и девушке своей сказать о любви. Но очень уж большая земля-то наша - российская. Утеряешь человека и не вдруг найдёшь.

Но ведь тому, кто любил и был любим, счастьем есть и сама память о любви, тоска по ней и раздумья о том, что где-то есть человек, тоже о тебе думающий, и, может, в жизни этой суетной, трудной, и ему становится легче средь серых будней, когда он вспомнит молодость свою - ведь в памяти друг дружки мы так навсегда и останемся молодыми и счастливыми. И никто и никогда не повторит ни нашей молодости, ни нашего счастья, которое кто-то назвал "горьким". Нет-нет, счастье не бывает горьким, неправда это! Горьким бывает только несчастье".

* * *

"В яркие ночи, когда по небу хлещет сплошной звездопад, я люблю бывать один в лесу, смотрю, как звёзды вспыхивают, кроят, высвечивают небо и улетают куда-то. Говорят, что многие из них давно погасли, погасли ещё задолго до того, как мы родились, но свет их всё ещё идёт к нам".

Финал повести "Звездопад".

* * *

"Я не изведал того пламени, какой сжигал Лермонтова, Пушкина, Толстого, не узнал, каким восторгом захлёбывались они, какой дальний свет разверзался пред ними, и какие истины открывались им. Но мне тоже светил вдали огонёк, звал, обещал удачу. Я тоже знавал пусть и краткое вдохновение, болел и мучился словом, и мои муки никому неведомы, и моя радость сочинённой строкой, сотворением собственного чуда останутся со мною. Пускай не пламень, только огонь, даже отсвет его согрел и осветил мою жизнь, спасибо судьбе и за это. Спасибо и тебе, многотерпеливая бумага, и прости меня, лес живой - это из тебя, из живого, сотворили мёртвую бумагу, на которой, мучимый природным даром, я пытался оживить и лес, и дол, и горы, очиститься душою и чаял, всегда чаял, хоть немножко, хоть чуть-чуть помочь сделаться людям добрее.

Из рассказа "Тельняшка с Тихого океана".

Собрала

Г. ЧЕРНОВА.

п. Ермолаевский Затон,

Берёзовский район.