Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? А. С. Грибоедов
В начале октября 2025-го в Чистополе прошли очередные Международные Пастернаковские чтения, организованные Н. М. Валеевым. Обладатель многочисленных регалий, научный и общественный деятель, полсотни лет назад Наиль Мансурович начинал учителем русского языка и литературы в местной школе № 3.
В наш 9-А он пришел в 1973-м. Через два года мы окончили школу, а Наиль Мансурович уехал аспирантом в Елабугу, где некоторое время спустя возглавил местный университет. Встретились через 50 лет в центре Чистополя, перед местным Домом культуры, где проходили чтения. Организационная суета, щелчки длиннофокусных фотоаппаратов не позволили толком поговорить, пообщались накоротке.
Необычное оживление на фоне рекламных постеров региональных поп-звезд привлекало внимание. Две девчушки, кивнув в сторону уходящего Н. М. Валеева, поинтересовались: кто же он такой, этот симпатичный мужчина – не артист ли? Несколько разочаровались, узнав, что «всего лишь» академик и писатель.
- И чё пишет? – спросили они.
- Об истории Чистополя. Про поэтов и писателей. Цветаева, Пастернак…
- ???
- В Скарятинском саду были? Там памятник стоит…
- Так это он там?! Это ему?! – удивились молоденькие дамы, оглянувшись на ставшего еще более симпатичным седовласого персонажа.
– А мы и не знали…
Парочка что-то проворковала и упорхнула в сторону Скарятинского. Если так, то поближе познакомились с памятником Пастернаку. Возможно, сходили в музей – он там недалеко. Наш учитель и не на такие «подвиги» молодежь поднимал. Он, к слову, и инициировал установку памятника Борису Леонидовичу. Надеюсь, когда-нибудь воздадут должное и самому Наилю Мансуровичу. Многие его ученики, студенты, аспиранты и друзья поддержат идею. «Птенцы гнезда Валеева». Возможно, претенциозно, зато верно…
Однажды пришлось услышать, что есть преподаватели, а есть «училки» - которых самих учить надо. Мне повезло с учителями и школой. Учеба не воспринималась каторгой. Многое давалось легко. Одно из первых сильных впечатлений – посещение детской библиотеки. Еще в первые годы нас всем классом привели в Дом пионеров, записали на абонемент и в читальный зал. Библиотека пользовалась популярностью. В выходные – аншлаг, приходилось стоять в очереди. Наверное, поэтому запомнилось, что всего был 41 крючок в раздевалке. Многие семьи тогда жили в небольших помещениях, хватало и коммуналок. Время проводили на улице: зеленых скверов и аллей в центре города было много. С деревьями, деревянными заборами, густыми кустами «волчьей ягоды». Играли в футбол, войну, строили партизанские схроны. Бегали между шалашами, бутылками из-под спиртного и любителями «водка пить, земля валяться». Лето было теплым и не располагало к чтению.
Зимой все больше тянуло в библиотечный читальный зал. Там можно было и домашние задания выполнять. Кроме того, часто проводили конкурсы и викторины – с призами. Постепенно втянулся в «общение» с Большой советской энциклопедией. Это сейчас в пару кликов можно все найти в интернете, а раньше, чтобы отыскать нужную информацию, приходилось просматривать с десяток томов.
К девятому классу книжные фонды Дома пионеров уже не отвечали запросам повзрослевших школьников. Наиль Мансурович посоветовал записаться в библиотеку Дома учителя. Это был даже не совет, а информация для всех, что есть такая библиотека. Наш учитель словесности на уроках и во внеурочное время успевал рассказать много интересного. Много позже, когда нечто преподносилось как новинка, казалось, что что-то подобное уже влетало в уши. На уроках каждый слышал что-то свое, каждого цепляло по-своему и прорастало по-разному. Не сразу, но прорастало. Как отметил английский писатель Олдингтон, «всему, что необходимо знать, научить нельзя; учитель может сделать только одно — указать дорогу».
Библиотека Дома учителя впечатлила высокими полками и, как тогда казалось, их многочисленностью. Было интересно ходить между ними, разглядывать корешки, присматриваться к авторам. Необычность одного имени привлекла, и первой книгой в формуляре стал сборник пьес Лопе де Вега. Не помню, что читал, да и не понравилось. Чтение было бессистемным. Наиль Мансурович только перед выпускными раздал желающим список из 200 книг для обязательного чтения – от древних греков до наших дней.
Где-то к концу девятого класса наткнулся в Доме учителя на сборник статей Писарева. Фамилию впервые услышал, когда изучали пьесу Островского «Гроза». Обычно ее проходили в интерпретации критика Добролюбова, который назвал главную героиню Катерину «лучом света в темном царстве». Больше об этой пьесе никто и знать ничего не хотел. Однако Наиль Мансурович на уроках упомянул критика Писарева, и это засело в памяти.
Решил почитать - и не зря. Если я правильно понял, то главная героиня, по мнению Писарева, далеко не «луч». Даже наоборот. Если что-то и могло быть источником света в Катерине, то только фингал у нее под глазом. Писарев – такой же критик-демократ, как и Добролюбов. Время было «правильное», казалось нормальным, что у «школьных» произведений одна интерпретация. Оказалось, что их может быть несколько – и даже противоположные. Ну, это было как разрыв шаблона. Впрочем, толика здорового цинизма еще никому не мешала.
От критика в том сборнике досталось и тургеневскому Базарову. Наверное, и другим персонажам. Стало интересно примерить на себя Писарева и поиграть в него, хотя для этого надо было прочитать произведение – как минимум. Князя Болконского, например, легко представить друидом за его разговоры с небом и дубом. Дипломата Тютчева можно записать в зануды: как наставление молодым коллегам читаются его строки: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…» Слово, впрочем, отзывалось, и еще не раз.
Учительница начальных классов привела нас не только в библиотеку, также и в музей. Впечатлили деревянные велосипеды и лестница на второй этаж. Следующий раз мы туда попали с Наилем Мансуровичем. Один из самых интересных купеческих особняков города, ныне музей, сумел сохранить былую коллекцию картин. Про одну из них наш учитель сказал, что это возможная авторская копия самого Рембрандта. К тому времени мы уже прослушали несколько его лекций о живописи и представляли кто это такой. В музей некоторые из нас стали ходить чаще - Рембрандт все-таки. Возможно, для этого нам и поведали эту легенду.
О художниках Наиль Мансурович рассказывал интересно. Всегда приносил множество альбомов – откуда он их только брал. Мне с тех пор навсегда запомнились старые голландцы и импрессионисты. На первом курсе иняза как-то упомянул о последних, и меня попросили рассказать о них. Что-то вспомнил, что-то прочитал, нашел альбомы в институтской библиотеке. Не ожидал, что пересказ услышанного от моего школьного учителя из провинциального города так понравится однокурсникам, да и преподавателю тоже.
Лекций Наиля Мансуровича для студентов иняза хватило еще надолго. И не только для студентов. Последний раз «валеевские чтения» состоялись в Вологде. Мы были там года три назад, осмотрели город, сходили к памятнику Николаю Рубцову. Наш интерес к нему привлек внимание молодой компании. Девчонки попросили объяснить, кто это такой стоит над рекой. Думал, приезжие. Оказалось, местные выпускники. Пришлось поведать им о трагической судьбе интересного поэта, их земляка.
Наиль Мансурович также рассказывал о купеческой архитектуре Чистополя. Показал магазин с надписями «чай» и «сахар». Было интересно, но не зацепило. Мы выросли среди этих построек и не замечали. Только прожив несколько десятилетий среди панельных многоэтажек, начинаешь понимать былой блеск и уровень Чистополя. Тогда больше нравилась древнерусская архитектура. Наверное, впервые услышал о ней от Саши Наумова. Также выпускник Наиля Мансуровича, но двумя годами раньше. Он уже был студентом Горьковского иняза и пришел в школу по приглашению учителя. Саша должен был рассказать, что это такое – изучать иностранные языки. Однако больше вещал о походах с рюкзаками по стране, древних монастырях и соборах, старых иконах. Все поняли, что учиться в инязе просто замечательно: почти половина нашего литературного кружка после школы принялась осваивать иностранные языки. Такая вот профориентация.
Литературный кружок Наиля Мансуровича – это отдельная песня. Нам не везло с кружками. Два-три занятия – и разбегались. Возможно, и было в школе что-то интересное, но прошло мимо нас. Литературный кружок… Одно название уже навевало грустные мысли. В первые месяцы девятого класса на уроках литературы то Катерина топится, то Базаров лягушек режет. Ничего нового на дополнительных занятиях от этих персонажей не дождешься.
Однако друзья-приятели записались… и ходят. Интересно стало: чего ради? Не думаю, что это можно было назвать кружковой работой. Наиль Мансурович приучал нас к литературной периодике, раздавал толстые журналы для чтения и обсуждения. Это были лекции на разные темы, разговоры «за жизнь», музыкальные вечера у учителя дома. Классика вперемежку с рок-балладами. Оркестровые и инструментальные композиции по радио звучали постоянно, а, например, DEEP PURPLE или полузапрещенную рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда» многие услышали впервые. Так они и прикипели на всю жизнь: URIAH HEEP, PINK FLOYD и многие другие.
Пластинок с музыкой было много. Еще больше было книг – полки по всему дому. Уже в девятом классе Наиль Мансурович стал привлекать нас к проверке диктантов и сочинений. Большой стол, стопки тетрадей, чай с домашним вишневым вареньем. Какая-нибудь выпечка: нас всегда старались подкормить. Некоторые в сочинениях так растекались мыслью по древу, что исписывали толстые тетради в 24, а то и 48 листов. Раньше книг столько не читали. Такая «работа над ошибками» многому научила: постепенно нашлась управа на знаки препинания. Через несколько десятилетий подобная практика прижилась на акции «Тотальный диктант». Для проверок также стали приглашать старшеклассников.
Сочинений мы писали много, еще больше проверяли, поэтому совершенно беззастенчиво решили, что можем раскрыть любую сложную тему. На выпускных экзаменах наблюдатели нам рекомендовали писать про комсомол, но нам нужны были Чехов Толстой, Достоевский – мы же «птенцы». О чем писал, не помню. Зато запомнилась тема на вступительных в иняз. «Тема родины в пьесе А. П. Чехова «Вишневый сад» - сбылась «мечта идиота».
Абитуриенты писали, проверяющая дама прогуливалась между рядами, присматривалась, кто о чем пишет. Сказала, что в аудитории на сто мест только два «придурка» решили «вляпаться» в Чехова. Конечно, она высказалась очень корректно, но я ее правильно понял. Дама посоветовала писать про комсомол… ЩАС! Дался им этот комсомол. Лучше тянуться к классикам, чем опускаться до комсомола.
В наше время ЕГЭ не было. В школе нас учили всему, и не абы как. В последние зимние каникулы мы с Рэмом – два уже «идейных» гуманитария – выиграли городские олимпиады по математике и физике. В конце марта нас отправили в Казань на республиканскую олимпиаду. В книжном магазине на Баумана прикупили по альбому Репина, весь вечер рассматривали. «Подготовка» удалась – прошел во второй тур. До сих пор кажется, что Рэм специально завалил олимпиаду, потому что мне четыре часа пришлось биться над задачами, а остальные гуляли по Казани.
По итогам выдали «бумагу» с некими бонусами при поступлении в Казанский университет. Наверное, что-то направили и в школу, потому что вскоре состоялся разговор с математичкой. Почему-то на лестнице между этажами. Настоятельно советовала не поступать в иняз, говорила, что это Наиль Мансурович всех «сбил с панталыку». Очень удивил этот словесный оборот: впервые услышал. Я понимаю, что математичка хотела нам добра, но подобная «профориентация» не работает. Зато благословил Евгений Иванович Порываев, наш физик, фронтовик – старшеклассники его уважали. Он сказал, что главное для нас – это учиться и оставаться людьми. Возможно, поддержал и Наиля Мансуровича: по отдельным репликам можно было понять, что «панталыка» прочно обосновался в учительской.
В институте – новые друзья-приятели, новые преподаватели, вокруг которых «хороводились». От прежней жизни как путевка в жизнь остался список Наиля Мансуровича из 200 книг для обязательного чтения. Обязательное – это значит, каждую книгу по порядку. Так и читал. Раньше в каждую библиотечную книгу вставляли или вклеивали листок, куда вписывались фамилии читателей и даты выдачи. Во многих из них раньше меня «прописался» Саша Наумов. Он поступил на два года раньше и осваивал тот же самый список.
Системное чтение вчерашнего абитуриента намекало на авторитетный «указующий перст»: библиотекарши всегда старались помочь, откладывали книги. Когда список дошел до «Мастера и Маргариты», уже знал, что на Булгакова очередь на несколько недель. Однако выдали сразу, только просили вернуть через сутки. Наверное, «список Валеева» упростил доступ к литературному дефициту.
Для многих Наиль Мансурович был за старшего брата (а такое не забывается). Понимание пришло много позже, а тогда просто общались, подражали, впитывали. Невзначай учились многому: разговаривать по телефону, правильно общаться, писать письма. Грамотная речь давалась трудно: несколько недель старательно избавлялся от «звОнит» и «положь!» Деловому этикету и прочим премудростям никто не обучал – «куда крестьянину податься?» Много времени проводили вместе: зимой – лыжи, летом – волейбол, прогулки по Каме, палатки, костер, вопросы-ответы.
Наиль Мансурович много рассказывал о Нине Степановне Харитоновой. Если объяснять коротко, это целая эпоха в истории местного педагогического сообщества: со множеством регалий, краевед, бессеребренник и просто хороший человек. Жаль, что мало слушали. Она тогда уже становилась легендой Чистополя, но у нас был свой учитель, своя легенда. Некоторые его ученики на выпускных многое знали наизусть: сыпали цитатами, читали стихи, даже поэму Блока «Двенадцать». Кое-кто до сих пор не остыл к поэзии и знает, например, почти всего Пастернака наизусть…
На поздравительных открытках часто изображают учителей на фоне школьной доски с надписью «Классная работа». Многие действительно работали классно. Уверен, отзывы об учителях найдутся даже в самых древних письменных источниках. У Пушкина есть несколько строк об одном из преподавателей Царскосельского лицея, под которыми, думаю, подпишется большинство учеников Наиля Мансуровича:
«Он создал нас, он воспитал наш пламень, Поставлен им краеугольный камень, Им чистая лампада возжена…»